Случай в Москве. Юлия Яковлева

крикнул им. – Сюда!

      Но и тогда никто не дернулся ему на помощь: вязать спятившего. Мурин перевел взгляд ему в лицо, в глаза. Такие чистые и пустые, что Мурин невольно ощутил внутри себя дрожь, будто наступил на гадюку.

      – Ты что, сволочь, творишь, – повторил.

      Усач внезапно расхохотался. Смахнул руки Мурина, точно они были ватные. Оборвал смех, сомкнул красиво изогнутые губы. На лице его была не то чтобы скучающая мина, а никакой вовсе.

      – Да ну.

      – Не нукайте, не запрягли!

      Во взгляде усача впервые мелькнуло что-то, похожее на чувство. Злой интерес.

      – А вам что до этого, ротмистр?

      Но Мурин не собирался уступать.

      – Убивать безоружных… Жестокость с пленными недопустима, господин… Не имею чести понять ваше звание в этом маскарадном платье.

      Тишина. Среди глазевших побежал шепоток: «Ты что, ты что, оставь, это ж Долохов». А кто-то даже хмыкнул: это еще что за кретин? О Долохове, скандальном московском бретере, который был разжалован в солдаты, потом стал правой рукой Дениса Давыдова и в партизанских вылазках быстро прославился беспримерной смелостью, пошел вверх и стал уже чуть не полковником, об этом Долохове Мурин, конечно, слыхал. «Черт побери».

      – А вам не нравится мое платье? – процедил тот.

      Краем глаза Мурин видел зернышки лиц вокруг. Неодобрение, любопытство, злорадство было написано на них.

      – Мне не нравятся ваши поступки, – парировал Мурин.

      Светлые глаза холодно уставились ему в лоб.

      – Вот оно как… – процедил Долохов. – Кто же это у нас такой чувствительный? Надо же. С таким нежным сердцем – и уже ротмистр! Чудеса.

      Стая тут же заворчала, подхватила:

      – Набрали сосунков… Молоко на губах не обсохло… А командовать…

      Зерно истины в этих попреках было. После Бородина звания в самом деле раздавали как баранки, как еще набрать офицеров?

      На Мурина снова, как тошнота, накатило чувство, будто он спит. Действительность зыбилась и подрагивала, как подрагивает горячий воздух над степной дорогой.

      «А я среди них один, – мелькнула мысль. И еще одна: – А спишут на французов».

      Когда проваливаешься в страшный сон, важно хвататься за простые правила, прописные истины. Если повезет, вылезешь. Несколько таких простых правил Мурин на войне уже выучил. Например, то, что лицо у людей – на удивление твердое. Глупо бить по нему кулаком.

      Мурин откинул голову и со всей силы врезал лбом Долохову в нос.

      Услышал приятный мягкий хруст. «Рыло, может, сломал». Успел ощутить по этому поводу удовлетворение. А в следующий миг на него уже, конечно, кинулись, облапили, скрутили. И как бы выставили перед вожаком, предлагая тому решить участь незваного гостя. Мурин тяжело дышал. Вырваться нечего было и думать. Азамат тихонько заржал, топоча, мотая головой.

      – Ишь, – Долохов потрогал нос тыльной