Брок Ливерлоуз. Кирилл Цыбульский

на управляющего сумасшедшим домом, в какой я попал по собственной воле, тот стоял, глядя на меня с непередаваемым страхом. Он увидел в моем лице приведение, злой дух, пришедший воздать по заслугам.

      Джо попятился. Я сделал шаг навстречу и едва ни упал. Не помню, когда натянул второй сапог, тем не менее, обе ноги чувствовали удобство пришедшейся в самую пору обуви, невзирая на прежнюю боль. Я оглядел себя и не узнал. Ладони были в грязи, наверное, испачкались, когда я надевал сапоги. Руки огрубели, вздувшиеся вены свидетельствовали о тяжелом труде, а разрез на оранжевом комбинезоне зиял прямо по центру груди, там, где зажгла невыносимая боль.

      Мой взгляд переменился, теперь он излучал страх вперемешку с мольбой о помощи. Я стонал где-то внутри себя. Помоги! Помоги мне, Джо Хорс! Я не знаю, что со мной происходит!

      С уст не вырвалось ни слова. Джо посмотрел на меня в отчаянии, как на умирающего пациента заброшенной больницы, какому уже не помочь. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но лишь вскинул руками и убежал.

      Дверь захлопнулась. Я остался один.

      Глава 4. Блэк

      Ночью я проснулся от гнусного звука. Давно таких не слыхал. Кажется, со времен… со времен… а черт с ним! Гнусный звук, я таких не люблю. Он раздражает, вызывает головную боль, а после… мне снятся кошмары. Один из таких приснился бы мне, но после увиденного я не могу уснуть. До сих пор лазаю по переулкам и мусорным бакам.

      Я знаю, как отличить съедобное от несъедобного. Что за человек не может? Каждый должен уметь. В первую очередь надо приглядеться. Глаза у меня слеповаты, поэтому я обхожусь нюхом. Принюхавшись, я понимаю: съедобное пахнет сладко, несъедобное – кисло или же тухло. Отец всегда говорил, что жить просто. Просыпаешься – благодари, засыпаешь – говори спасибо. Тогда все будет ладно, тогда дух будет чист.

      Тело – бренная оболочка, говорил отец. За ней надо ухаживать постольку, поскольку требует дух. Если он ослабел, засорился, как говаривал отец, следует молиться.

      Я сел за углом, в тени, чтобы тусклое солнце не выдало меня. Мистер Блэк не любит солнце. Даже здесь, в нашем скромном чистилище, где небесный шар закрыт плотными облаками.

      Мистер Блэк не любит внимания. Он желает оставаться один, быть свободным, единственным, кто удостоен этой чести. Я разговариваю лишь с Гримом, сторожевым псом, он защищает меня от тараканов, какими кишит город.

      Я говорю ему:

      – Как думаешь, здесь что-нибудь есть?

      Он скулит и смотрит на меня, не понимая. Жалкая псина.

      Мистер Блэк лишь спросил, есть ли что-нибудь в этом баке. Но Грим никогда не знает, он слишком глуп, чтобы унюхать съестное.

      Я посмотрел на горящие окна отеля. Джо на своем месте, где же еще. Спит, ест и водит единственную на весь город потаскуху в отель. В мясной лавке поговаривают, что эта шлюха отдалась даже Эндрю. И как Элли только стерпела? Джо зовет ее Крис. В мясной лавке поговаривают, что Эндрю называл ее Детка. Черт знает, сколько у нее имен. Отец всегда говорил, что иметь шлюх – марать достоинство.