С тобой шампанское вкуснее. Александр Викторович Переходченко

проходили сквозь пол, путая мои воспоминания с реальностью. Через какое-то время внизу все затихли, потом снова стали передвигать стулья, звякнула посуда (это кто-то неосторожно усаживался за стол), и тот же мужской голос после пары настроечных аккордов на гитаре рьяно запел: «Тишина-а-а, тишина-а-а…»

      Я встал, прошел на кухню и поставил чайник на огонь.

      «Поспать мне сегодня не дадут», – злился я. К моей радости песня оказалась финальной. Гости, шумно вывалив на лестничную площадку, хвалили хозяев и прощались:

      – Мы непременно к вам заглянем на день машиностроителя!

      – Чего так долго ждать? Рады вас видеть раньше.

      – Тогда ждите нас завтра! – Все дружно расхохотались над этой шуткой.

      – Давайте уже спускаться, – вмешался женский голос, – такси уже ждет.

      Слышно было, как они спускались тяжелыми шаркающими шагами, дверь подъезда хлопнула – и, казалось, воздух вокруг замер. Вернувшись в свою кровать, я заложил руки за голову и закрыл глаза: «Может быть, это шанс объяснить ей все?»

      III

      На круглый обеденный стол, рядом с моноклем в черном пластмассовом корпусе, я выкладывал сыр, колбасу и батон белого хлеба. За столом, в старом кресле, недавно обтянутом новым темно-синим велюром, сидел седой мужчина семидесяти лет. В руке он держал свернутую в плотную трубку одну из уже прочитанных им газет. Время от времени, когда надоедливая муха или комар садились на стену, он осторожно вставал, подкрадывался как можно ближе, заносил бумажное оружие и бил. «Эх, зараза!» – тихо бормотал он, если вдруг промахивался, и снова усаживался в кресло к столу.

      – Хорошо, что зашел, Сережа. Хочу попросить тебя купить мне на рынке поролон, я в кухне окно утеплю.

      Я взглянул на обветшалую оконную раму.

      – Забудь про поролон, дедушка, закажу тебе новое окно, тем более оно последнее незамененное осталось.

      – Не накладно будет, может быть, в следующем году? Этой весной я раму покрасил, зима, говорят, мягкая будет. – обойдусь.

      – Нет, пока есть возможность, надо заменить.

      – Спасибо, Сережа. – Он встал, хлопнул газетой по очередной «заразе», прилетевшей из сырого подвала, и вернулся ко мне.

      Я любил деда всегда, всю свою жизнь: когда мне маленькому он сочинял сказки про далекие планеты, и даже когда от него получал нагоняй за то, что обижал своего младшего двоюродного брата. Сейчас я уважал его возраст, любил пожимать огрубелые от времени и тяжелой работы руки и часто навещал, стараясь задерживаться в разговорах и чаепитиях по возможности дольше.

      – Как Таня, у вас все хорошо?

      – Все в порядке, дедушка. Таня к маме поехала, погостить.

      – Путешествует, это хорошо. Молодость для этого и нужна, чтобы повидать побольше, а в старости вспоминать.

      Дед говорил неторопливо, старательно проговаривая слова, с заботливой теплотой вкладывал в них глубокий смысл и опыт прожитых им лет.

      – Молодец, что работаешь. Ты мужчина, а значит, обязан