Парк. Парк? Парк!. Вольдемар Лысовский

его.

      – Там же мероприятие, пытался вразумить Владиславовича Мольберт.

      Но Дурнопейко вдруг рассердился, так бывает с чрезмерно пьющими людьми, они быстро впадают в гнев, потом могут также быстро из него выйти, и вступить в меланхолию или ещё в грусть, грусть широкая как степь-по всему человечеству, а больше всего по животным, собачкам, или кошечке.

      Он не дослушал фразы и не терпящим возражения голосом скомандовал – БЕГООООМ!

      Мольберт возмущённо остановился. Команда «бегом» всегда заставляла его сделать паузу, хотя бы для того, чтобы сразу не взорваться и не садануть командующего носком ботинка по яйцам. – Постой Паша. Дворники поставили ящики на пол. Повернувшись к Олесю тихо так по- семейному, спросил «Те че, бля Олимпийские игры?». В то же время прокручивая в голове план въебать ему справа в челюсть или лучше ногой в живот и добить на полу сев на грудь и постучав кулаками по мусалам.

      Дурнопейко уже вышел из состояния гнева и вошёл в состояние искренней доброты ко всему живущему, любви к солнышку, и близким. «Да отнесите вы» – сказал он – «шеф велел».

       Младшие научные дворники понимали всю глупость переноски железных ящиков во время происходящего мероприятия. Но … Подняли и пошли. Пошли. Это не мы дураки, мы исполняем Вашу Волю, о мудрейшие.

      Подъем на три пролёта прошёл более чем удачно, ничего вокруг не предвещало ничего необычного. Остался один последний пролёт. Музыканты играли спокойно и вдохновенно, когда Паша распахнул ногой дверь (руки, то заняты). Вошёл в холл, где так красиво играл оркестр.… В следующий такт музыкальной композиции Мольберт поднялся на верхнюю ступень лестничного пролёта, ящик принял горизонтальное положение, что то в нем ожило и зашевелилось под действием музыки или другим физическим явлениям. Железные полки нутра сейфа решили принять своё исходное положение и громко звякнув, упали внутри. Раздался звонкий железный лязг похожий на удар литавр. Совершенно не ожидавшие такого продолжения партии ударных, музыканты встали со своих мест. Зависла недолгая но насыщенная пауза. Стоящий у дверей священник, что то сказал про маму и перекрестился.

      «Оваций не надо» – подумал Мольберт. Наступившая на мгновение тишина была нарушена скрипкой, и постепенно оркестр ожил и, доиграл, так внезапно прерванную композицию.

      Дворники, оставив сейф в кабинете, ретировались в дворницкую.

      Дураками, скорее всего, остались научные дворники. Уж не знаю как, но в этот вечер Олесь на свой «хобби пост» гардеробщика не вышел. В этот вечер маленького тщедушного Олеся Владиславовича, зажав в углу, пиздила в своём кабинете зам. по науке и православная поэтесса Василиса Олеговна, дама крупная склонная к непредвиденной ярости, а обычно тихая, кроткая и отзывчивая в быту. Вечером из-за закрытой двери кабинета слышались тычки, вскрики и требовательные возгласы :

      – Что твои сейфы завяли бы до завтра?

      – Нет, но там поп…. Эт самое, Велел…

      – Сука!