Этнофагия. Макс Баженов

платили. Тем из них, кто не знает языков, остаётся служить урсам, как это исторически сложилось, или же работать на людей – слугами, курьерами, разнорабочими. Среди них немало жуликов всех весовых категорий, но редкий фамильяр занимает хоть сколько-нибудь значимую должность в Альянсе архипелага. Пожалуй, я мог бы пересчитать их по пальцам одной руки. Поэтому, наверное, старший сержант, искренне презиравший таласанцев и урсов, но всё же вынужденно считавшийся с их силой, к фамильярам показательно и неизменно относился, как к самым что ни на есть тупорылым животным.

      – Слышь, псина, – сказал он, когда мы приблизились к процессии. – Вы готовы?

      Фамильяр фыркнул, запрыгнул на водительское кресло и испуганно кивнул. Его короткая шерсть была красивого серого оттенка. Приплюснутое лицо и круглая голова с высоким лбом выдавали в нём принадлежность к семье Чен. Он был одет в бежевый хитон из прямоугольного куска ткани, заколотый на его узких плечах медными пряжками и стянутый кожаным поясом в том месте, где у людей находится талия. Длинный лоснящийся хвост у самого основания украшал нелепый зелёный бант, заодно прикрывавший отверстие в хитоне. Поза фамильяра выдавала происходившую в нём вселенскую борьбу достоинства с напряжением. Таласанец, располагавшийся в бассейне позади него, вдруг громко застрекотал, но слуга почему-то ничего не перевëл, а вместо этого, наоборот, совершенно притих.

      – Что он сказал? – грозно вопрошал Илюша.

      – Ничего такого, что заслуживает вашего слуха, господин сержант, – ответил фамильяр.

      – Это решать мне, – возразил Лаврецкий. – Ещё раз – что он сказал?

      – Сущую ерунду, нелепицу…

      – Отвечай, иначе пойдёшь работать на псарню! Будешь убирать дерьмо за своими безмозглыми предками до конца дней!

      Фамильяр жалобно заскулил, поджав уши. Его большие круглые глаза и плоская морда выражали тяжкие внутренние муки. Он то и дело крутил головой, поочерёдно смотря, то на нас, то на таласанца, который в ответ снова что-то протрещал.

      – Я жду, псина, – настаивал Лаврецкий.

      Слуга потупил голову и наконец заговорил, глядя себе под ноги:

      – Господин Рафаэль просит вас не называть меня псиной в его присутствии. Однако, по его словам, это оскорбляет не столько меня, сколько вас. Поэтому он также просит меня быть терпимым, если вы всё-таки продолжите попытки унизить собственное достоинство. Пока вы не ответили резче, чем следует, смею напомнить вам о декрете номер сорок два, запрещающим наказывать переводчика, как не наказывают и гонца, принёсшего дурную весть…

      Когда фамильяр договорил, хвост его пришёл в движение, а глаза снова забегали от Илюши к таласанцу. Мне уже нравился этот парень – Рафаэль. Обожаю, когда идиоты и хамы получают по заслугам.

      Выслушав отповедь фамильяра, старший сержант весь аж побагровел, но, к его чести, ничего не сказал. Вместо этого он дал мне знак, что будет замыкать шествие, и прошёл в конец процессии. Интересно,