.

позорных характеристик всего народа, причем, абсолютно не аргументированных фактически, по сути заявленных голословно, выведенных под определенную «теорию»²³⁷. Безусловно, каждый историк, как и любой человек, имеет право на ошибку. Но заблуждение ученого, растиражированное, публичное, несет на себе мощный энергетический заряд, способный привести к большим разрушениям, хотя даже и в нем есть некоторые положительные моменты.

      В обществоведении применение категорий истина и заблуждение ограничено сферой рациональности. Здесь использование этих понятий и возможно, и необходимо. Заблуждение – необходимый компонент, атрибут научного познания с точки зрения внутренней логики его развития, непременное условие его существования, критерий его научности. Он выполняет в познании не только негативные, но и позитивные функции – стимулирующую, компенсаторскую, эвристическую и др. Заблуждение в социальных науках – не абсолютно негативный их момент, не досадная помеха в движении знания, а конструктивный элемент в общественных теориях «работающий» в них до тех пор, пока не находятся более точные сведения, отвечающие на поставленные вопросы. Истинное знание в общественных науках – это не только адекватное отражение объективного мира, но и определенных субъективных интересов, неверное понимание последних ведет к воспроизведению в знании несущественных сторон объекта (даже если оно и адекватно) и к обесцениванию добытой истины. Процесс преодоления заблуждений не только чрезвычайно сложен, но и далеко не всегда возможен. Для преодоления заблуждений первостепенное значение имеет своевременное их выявление, осознание их как таких образований и объективное доказательство альтернативной точки зрения на проблему²³⁸.

      С 40-х годов XX века начал формулироваться и обосновываться тезис о добровольном присоединении к России различных народов как «наименьшем зле» для них. Интересно, что данный тезис, будучи некорректным, по форме и по сущности, позволил советским историкам создать прекрасно документированные исследования, посвящённые национальной политике в различных регионах, дабы развенчать постулат о «наименьшем зле»²³⁹. Как мудро замечал ещё Владимир Соловьёв: «Обличение неправды не есть ещё её упразднение, но это последнее, не будучи в наших силах, не лежит и на нашей обязанности. Мы обязаны только не быть равнодушными и безучастными к борьбе правды с кривдой в доступной нам области действия»²⁴⁰. Формально же некорректность тезиса о «наименьшем зле» заключается в нарушении закона исключения третьего, путём введения в историческую науку много вариантности развития, т. е. осуществляется отрицание принципа детерминизма²⁴¹.

      В советской историографии стали интенсивно складываться два главных направления в изучении истории российских народов дооктябрьской эпохи. Первая из них, постепенно отходя от теории «наименьшего зла», так и не смогло фактически преодолеть идеи и штампы колониальной экспансии царизма.