Анафем. Нил Стивенсон

мои мысли. – Суть же в том, что примерно через девять лет меня могут вызвать в верхний лабиринт, отделяющий мой матик от матика центенариев. Я войду в тёмную комнату, разделённую решёткой, а по другую сторону будет столетник (если к этому времени они не вымрут, не исчезнут и не превратятся во что-нибудь иное). И вопросы, которые он задаст, покажутся мне такими же странными, как тебе – мои. Столетники будут готовиться к своему аперту. В их книгах записаны все юридические практики, о которых они или другие инаки в других концентах слышали за последние тридцать семь с лишним веков. Список, которым я тряс перед тобой минуту назад, – лишь один абзац из книги толщиною в мою руку. Поэтому, даже если беседа кажется тебе нелепой, я бы очень просил тебя просто рассказать мне, как вы выбираете преступников.

      – А мой ответ запишут в эту книгу?

      – Если он будет новым, да.

      – Ну, у нас по-прежнему есть окружные санаторы, которые прибывают на новолуние в запечатанных фиолетовых ящиках…

      – Да, их я помню.

      – Но они появлялись не так часто, как надо. Власти плохо их защищали и некоторых пустили под откос. Тогда власти поставили ещё спилекапторы.

      Фраа Ороло взял другой лист.

      – Кто имеет к ним доступ?

      – Мы не знаем.

      Ороло принялся искать другой лист, но, прежде чем он нашёл, Кин продолжил:

      – Если кто-нибудь совершает серьёзное преступление, власти шлёпают ему на хребет такую штуку, что он на какое-то время становится вроде калеки. Потом она отваливается, и всё проходит.

      – Это больно?

      – Нет.

      Новая страница.

      – Когда вы видите человека с таким устройством, вам ясно, какое преступление он совершил?

      – Да, там прямо так и написано, кинаграммами.

      – Воровство, насилие, вымогательство?

      – Само собой.

      – Крамола?

      Кин долго молчал, прежде чем ответить:

      – Такого никогда не видел.

      – Ересь?

      – Это, наверное, по части небесного эмиссара.

      Фраа Ороло воздел руки с такой силой, что стла упала с его головы и даже одна подмышка оголилась, потом резко закрыл лицо. Этот иронический жест он частенько проделывал в калькории, когда кто-нибудь из фидов демонстрировал непроходимую тупость. Кин явно правильно всё понял и засмущался. Он поёрзал на стуле, задрал подбородок, снова опустил его и посмотрел на окно, которое пришёл чинить. Однако был в выспренном жесте Ороло какой-то комизм, и Кин чувствовал, что ничего плохого не произошло.

      – Ладно, – сказал он наконец. – Я никогда так об этом не думал, но на самом деле у нас есть три системы.

      – Ящики, нашлёпки на хребет и что-то новенькое, ни мне, ни фраа Эразмасу незнакомое. Некто, называемый небесным эмиссаром. – Фраа Ороло принялся искать что-то в стопке листьев, в самом её низу.

      – Я о нём не упомянул, потому что думал, вы знаете!

      – Потому что… – фраа Ороло отыскал нужный лист и теперь скользил по нему глазами, – он утверждает, что пришёл