За гранью Разлома. Алиса Мак

её глазам привыкнуть быстрее. Из-за занавески, отделяющей главную комнату от прихожей, пробивался тусклый свет бабулиной лампы, горевшей до тех пор, пока последний из семьи не отправится спать.

      – Я дома! – Рада повысила голос, надеясь, что её услышат только те, кто ещё не отправился спать.

      – Да неужели, – отозвалась бабуля. – И что же, целая?

      – Почти, – не вдаваясь в подробности, ответила Рада. – Жить можно. Все дома?

      – Давно уж, – фыркнула всё ещё невидимая за занавеской бабуля. Скрипнуло кресло. – Родители спят уже, Лена тоже. Запирай.

      – А может, ты?

      – Заставляешь бабку бегать? Сама запирай, чай не безрукая.

      Рада поморщилась, опасливо вглядевшись в темноту прихожей. Её глаза уже достаточно привыкли, чтобы она могла различить печать, краской написанную на двери. Общая форма – квадрат, символизирует границу. Многократно перечёркнутые линии в центре – запрет. Это Рада выучила ещё в школе, но остальные составляющие рисунка ничего ей не говорили. Впрочем, чтобы активировать печать, не нужно знать, что она означает.

      Пальцы коснулись рисунка. Прикрыв глаза, Рада сосредоточилась, направляя в печать силу. В школе учили, что в этот момент она должна почувствовать поток, струящийся через её тело, но Рада никогда не ощущала ничего интереснее лёгкого покалывания на кончиках пальцев. На одну короткую секунду ей показалось, что печать потеплела, – это сработали чары, – и девушка опустила руку. Щели между дверью и стенами дома пропали.

      Несколько раз осторожно толкнув дверь и убедившись, что открываться она не спешит, Рада проскользнула в главную комнату. После темноты прихожей здесь казалось совсем светло.

      – Справилась?

      Бабуля смотрела на непутёвую внучку из своего кресла, склонив голову набок. Обрамлённые добрыми морщинками, её глаза были светлыми, чистыми и молодыми.

      – Если нас кто-нибудь сожрёт из-за того, что я облажалась, я не виновата, – буркнула Рада.

      – Созлут! – жизнерадостно отозвался из-под стола тонкий детский голосок.

      В свете лампы пламенем вспыхнули рыжие кудри высунувшейся из укрытия Кати, которая, уставившись на старшую-старшую сестру, провозгласила:

      – Кикимолы созлут!

      Рада демонстративно всплеснула руками и улыбнулась. Не улыбаться, глядя на Катёнка, было невозможно.

      – И ты туда же, мелочь? – она присела возле стола. – Что ты тут, в дозоре сидишь? Караулишь?

      – Калаулю, – серьёзно подтвердила трёхлетняя дозорная и тут же радостно взвизгнула: – Калаулю кикимолу!

      Димка любил шутить, что Катю можно держать вместо собаки: бегает на четвереньках, лает громко, по возможности кусается. Безмерно обожающая младшую-младшую сестру Рада в ответ называла Диму лешим. Её долговязый братец мог замирать и часами стоять неподвижно, глядя в пустоту. Если бы птица свила гнездо в его тёмных кудрявых волосах или белка перепутала его постоянно приоткрытый рот с дуплом, никто бы не удивился.

      На