Случай на постоялом дворе. Сергей Дмитриевич Юров

вернул ключ Придорогину и напоил Митрофана малиновым чаем. Затем присел к столу и раскурил свою пенковую трубку.

      «Кто предъявит права на бричку? – думал он, посматривая сквозь пелену дыма на игроков. – Начитанный потомок подъячих со своей женушкой? Рыжий с плотно сжатым, как захлопнувшийся капкан, ртом и зелеными глазками-буравчиками?.. Придорогин?.. Братья?.. Добротный экипаж больше подходит первым, он как-то не вяжется с усманским молчуном, купцом и борисоглебцами. Неужели семейная парочка пошла на страшный грех?! Не знаю… Так или иначе, кто-то из сидящих здесь людей, лишив жизни женщину, отхватил у нее топором руку!.. Канцеляристшу исключаем, не верится, чтобы это сделала она. Кто же из этих? Кто?.. Кому вздумалось присвоить подобным зверским способом обручальное кольцо и перстенек с сапфиром?»

      – Как там ваш человек, вашбродь? – спросил Захар, громко шмыгнув длинным носом. – Однова и меня скрутила горячка, думал – помру. Квасу ледяного черт дернул хлебнуть после разгрузки товара. Болезнь так скрутила, что чудом выжил. Хотели уж попа звать, соборовать.

      – Надеюсь, поправится, всегда был здоровым парнем. Как-то, лет пять тому будет, тоже свалился с горячкой, но скоро поправился.

      – Ну да, чего раньше времени скисать-то! Это последнее дело… Вот у меня старший брат, женился, дурень, на сущей вертихвостке, которая ему, сказать по совести, изменять стала едва ли не со свадьбы. Она ему рога наставляет, а у него только вздохи. Сон потерял, исхудал, смотреть противно. Взял бы, да отлупил ее, как положено, ремнем вдоль спины и ниже. Шелковой бы сделалась, забыла бы про свои амуры… Не могу, мычит, оченно люба мне Параська, обидится…

      – Хватит, балабол! – перебил купец словоохотливого работника, выпустив клуб дыма изо рта. – Брата приплел, его жизнь, пусть и разбирается… Вашбродь, кучер ваш в бреду что-то про Тамбов бормотал. Вы что ж, прямиком из губернской столицы?

      – Да, пришлось съездить туда по делам.

      – И не побоялись? Там, бают, холера!

      – Она пошла на убыль, зима, как видишь, на дворе.

      – Оно, конечно, так… Ну, и как губернская столица? Слух прошел, с месяц назад там бунт случился, едва усмирили. Зачинщиков, говорят, в кандалы заковали, судить по всей строгости будут.

      – Болезнь объявилась в городе где-то… в середине ноября, – стал припоминать дворянин отчет Оленина, не прекращая при этом осторожно оценивать взглядом как его, Придорогина, так и братьев с усманцем и семейной парой. – Да, точно, около месяца назад. Был создан чрезвычайный холерный комитет, по городу понеслись крытые холерные повозки. Как всегда в таких случаях в больницу повезли не только больных, но и пьяных, а также всех, кто вел себя хоть как-то подозрительно. Горожане зароптали, поверили нелепым слухам, что лекари с губернским начальством задумали уморить их. Вслед за неподчинением властям последовали волнения, в ходе которых была уничтожена холерная больница и сняты все городские караулы. Ну, бунт и усмирили, как же без этого. Кстати, справился