Имперский сыщик. Аховмедская святыня. Дмитрий Билик

не время и не место. Пора и с его благородием что-то решать.

      Мих подошел к ближайшей двери и тихонько постучал по ней, отчего несчастная чуть не слетела с петель. Впрочем, как давно для себя заметил орчук, мебель и прочую безделицу деревянную стали делать в последнее время дрянную.

      – Ах вы, окаянные! – раздался скрипучий голос.

      Дверь отворилась, обнажив в утробе проема небесное создание лет семидесяти в белом чепчике, и тут же попыталась закрыться. Но с Михом такие номера не проходят. Он выставил ногу и вежливо, насколько ему показалось, поинтересовался:

      – Благородие куда снесть?

      Только теперь старушка разглядела, что куль на руках у орчука – и не куль вовсе, а ее давний знакомец, снимающий квартиру на самом верху, мужчина обходительный и вежливый. Хозяйка испуганно ойкнула, но дверь закрыть ей по-прежнему мешала нога зеленокожего незнакомца.

      – Приказано его благородие до дому снести. Скажете, куда положить, – я и пойду, – напирал Мих.

      Хозяйка, за минуту перебравшая в голове все виды смерти, которые могут с ней произойти, мучительные в особенности, пребывала в состоянии тихой истерики. Но и незнакомец отступать не намеревался. Напротив, в своей требовательности он становился все сердитее.

      – Живет где благородие? – рыкнул он.

      Справедливости ради, Мих все еще пытался вести себя учтиво, но в глазах одинокой пожилой женщины уже плескалось такое море отчаяния, что появись здесь сам Государь Император, на хозяйку это не произвело бы ровно никакого впечатления. Однако короткий вопрос все же возымел действие.

      – Наверху. Последняя комната справа.

      Зеленая босая ножища наконец убралась с порога, и старушка с удивительной для ее возраста прытью захлопнула дверь. Огроменная туша с бездыханным – а скорее всего, уже и убиенным – Витольдом Львовичем направилась наверх, натужно скрипя ступенями.

      Мих поднялся на третий этаж и, наученный советом доброй женщины, направился к нужной двери. Шарить по карманам благородия орчук не стал – воспитание не позволило. Он лишь тяжело надавил плечом, и замок, бывший совсем плохеньким, податливо скрипнул и полетел вместе со щепой от косяка на пол.

      «Квартиры», о которых обмолвился дворянин, представляли собой две комнатки. Первая – ее Мих окрестил приемной – имела стол в середине, заваленный книгами и картами, старый продавленный диван и два гнутых стула. Вторая – совсем темная, вследствие чего орчук ударился коленом о нечто твердое, – была спальней с пружинистой панцирной кроватью. Туда Витольда орчук и свалил. Походил вокруг, нашел и запалил лучину, после чего вернулся к забывшемуся аристократу.

      Орчук потрогал лоб, поцокал языком. Его благородие охватил лихорадочный жар. Бедняга все время намеревался куда-то устремиться, дергал ногами и руками. Пришлось Миху попридержать его. Когда высокородный немного успокоился, орчук осмотрел комнаты тщательнее и обнаружил пузатый чайник с изогнутым носом. Оторвал от своей рубахи кусок холстины,