Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы. Стивен Эриксон

этого божества преследовали беднягу, скрываясь в тени за спиной.

      Один из них затаился в узком, забитом мусором переулке возле таверны, присев в яме под четырьмя ступенями в погреб, и тихо насмехался над всеми оправданиями, которые имелись у Галдана по поводу того, кем он был и что делал. Причины и оправдания – это вовсе не одно и то же. Причины объясняли, а оправдания… оправдывали, но не лучшим образом.

      Сандалату отправили прочь – Галдан видел катившийся по центральной улице экипаж, – и он успел заметить мелькнувшее в грязном окне лицо бывшей возлюбленной, даже выкрикнул ее имя.

      Галдан придвинул ближе кувшин вина. Он выпил больше, чем следовало, и Грасу вряд ли понравится, что ему требуется еще. В день полагался один кувшин, не больше. Но Галдан ничего не мог с собой поделать. Сандалата ушла от него навсегда, и точно так же безвозвратно миновали все те ночи, когда он подкрадывался к границе усадьбы, будто вор, борясь с желанием найти любимую и забрать ее с собой, подальше от этой бессмысленной жизни.

      Ну, строго говоря, ее-то жизнь как раз нельзя назвать бессмысленной. А вот эти его ночные вылазки были всего лишь притворством, несмотря на все те речные камни, что он оставлял в известном только им двоим тайнике. По крайней мере, Галдан точно знал, что Сандалата их нашла. Нашла и куда-то отнесла, вероятно в кучу отбросов позади кухни.

      Галдан уставился на кувшин и собственные грязные пальцы, сжимавшие керамическую ручку. Все, что он мог ухватить, исчезало подобно этому вину – рука, способная лишь брать, не могла ничего долго удерживать.

      У настоящих мужчин имелось по две руки. С двумя руками они могли делать что угодно – держать мир в надлежащем отдалении и брать лишь необходимое, а если оно потом исчезало, это не имело значения, поскольку так происходило со всеми.

      Когда-то он и сам был таким мужчиной.

      Из глубокой тени внизу лестницы продолжал доноситься смех его преследователя. Но с другой стороны, жители селения всегда смеялись, увидев Галдана, и на их лицах он видел все оправдания своих поступков, те, которые ему нравилось называть причинами, и это его вполне устраивало. Как, похоже, и всех остальных.

      Галар Барас знал, что форулканы всей душой ненавидели беспорядок и хаос. Многие поколения их жрецов-ассейлов посвятили свою жизнь созданию законов и правил поведения, насаждая мир во имя порядка. Но с точки зрения Галара, они взялись за меч не с того конца. Мир вовсе не служил порядку – все обстояло наоборот, а когда порядок становился священным и нерушимым, подобно некоему божеству, завоеванный подобным образом мир превращался в тюрьму, а те, кто стремился к свободе, неизбежно делались врагами порядка, и уничтожение таких врагов означало конец мира.

      Он видел в этом определенную логику, но умозаключения подобного рода теряли силу, когда их навязывали тебе помимо воли, как бывало со многими умозаключениями. И их простоте противостояла смертельная буря эмоциональных крайностей и страстей, увенчанных страхом.

      Форулканские