Трилогия Харканаса. Книга 1. Кузница Тьмы. Стивен Эриксон

оставалось таким бесстрастным, будто его губ коснулась обычная вода.

      – Надеюсь, для вас все же имеет значение, что думают о вас другие?

      – Значение, повелитель? Ну… в какой-то степени имеет. Но если вы полагаете, будто я жажду услышать разноголосый хор всевозможных мнений, то считаете меня излишне наивным. Если бы я не мог без этого жить, то попросту умер бы. Как, по сути, любой другой художник в Куральде Галейне.

      – То есть чужие мнения не имеют для вас ценности?

      – Я ценю только те, которые мне приятны, повелитель.

      – Значит, вы отрицаете, что разумная критика может быть полезна?

      – Зависит от обстоятельств, – ответил Кадаспала, так и не попробовав вина.

      – От каких? – спросил Урусандер, когда снова появились слуги, на этот раз с первым блюдом.

      Тарелки со стуком опустились на стол, позади обоих сотрапезников возникло едва заметное движение, а пламя свечей замерцало и покачнулось.

      – Как продвигаются ваши исследования, повелитель?

      – Вы избегаете моего вопроса?

      – Я выбрал свой способ на него ответить.

      На усталом лице Урусандера не отразилось ничего: ни гнева, ни покровительственной усмешки.

      – Что ж, прекрасно. Проблема, с которой я сражаюсь, морального свойства. Писаный, так сказать, закон чист сам по себе, по крайней мере в той степени, в какой это позволяет язык. Неопределенность возникает лишь в случае его практического применения к обществу, и, похоже, тут неизбежным следствием становится лицемерие. Закон склоняется на сторону властей предержащих, подобно иве или розовому кусту, а может, даже фруктовому дереву, прислоненному к стене. В какую сторону оно будет расти, зависит от прихотей сильных мира сего, и вскоре закон неизбежно становится кривым и запутанным.

      Поставив кубок, Кадаспала взглянул на блюдо, которое стояло перед ним на столе. Копченое мясо и какие-то овощи с подливой, расположенные строго друг против друга.

      – Но разве законы – это не всего лишь формализованные мнения, повелитель?

      Урусандер поднял брови:

      – Начинаю понимать, к чему вы клоните, Кадаспала. Отвечу: да, так оно и есть. Мнения о надлежащем и мирном управлении обществом…

      – Прошу прощения, но «мирное» – вовсе не то слово, которое приходит мне в голову при мысли о законе. В конце концов, в его основе лежит подчинение.

      – Лишь с целью предотвратить опасное или антиобщественное поведение, – немного подумав, ответил Урусандер. – И здесь мы возвращаемся к первому моему комментарию, относительно проблемы морального свойства. Именно с ней я сражаюсь; должен признаться, без особых успехов. Так что… – он сделал еще глоток и, поставив кубок, взял нож, – оставим пока идею насчет «мирного управления». Рассмотрим саму суть проблемы, а именно: закон существует для того, чтобы навязывать обществу правила приемлемого поведения. Добавим теперь к этому соображения о защите его от вреда, как физического, так и духовного, – и, думаю, вы сами увидите дилемму.

      Поразмыслив, Кадаспала