Джинсы, стихи и волосы. Женя Снежкина

Петровку или в Пентагон?

      – В Пентагоне сейчас от пятидесятисемитов не продохнуть. Пойдем на Петровку, заодно и прогуляемся. Ты с нами?

      Мы пошли по бульварам. Только сейчас я увидела, сколько в Москве уродливых зданий. Проходя мимо каждого из них – ТАСС, МХАТа, «Известий» – Бранд тыкал пальцем и с раздражением спрашивал: «Что это? А это?» На что Ангел каждый раз вздыхал и отвечал: «Совок».

      Когда мы проходили мимо Дома актера, там стояла толпа. Люди читали газеты, прикрепленные к специальным стойкам, и бурно обсуждали. Мы прошли по Страстному бульвару и на перекрестке с Петровкой зашли в кафе, в котором людей с длинными волосами было видимо-невидимо. Бранд и Ангел со всеми здоровались, иногда представляли меня и мне кого-нибудь.

      – Это Дева. А это Собака, Хоббит, Валенок, Ли, Шнурок, Афганец…

      Я не смогла запомнить все имена. Бранд исчез в толпе, потом вернулся с чашкой кофе.

      – Держи. Сегодня угощаю, но потом платить будешь сама.

      Мне было так хорошо рядом с ними! Кофе был крепкий, не то что родительский, который они для меня разбавляли до воды. Я таяла от запаха кофе, дыма сигарет и счастья. Я их нашла! Я здесь!

      – А можно я приду сюда завтра?

      Бранд опять коснулся кончика моего носа:

      – Запомни первое правило. Никогда ни у кого не спрашивай разрешения. Второе правило: если пачка сигарет лежит на столе – она для всех.

      – А третье?

      – Это я тебе, дорогая, потом как-нибудь расскажу.

      А про то, что было дома, я даже думать не хочу.

      Глава вторая

1

      Когда я зашла в студию, там были уже почти все. Леночка, как обычно, сидела в углу и зыркала на Колю, который как обычно о чем-то говорил с Ниной. Через несколько минут после того, как я вошла, дверь приоткрылась, и в эту щелочку влез Вова. Обратно в щель он сказал: «Мама, мама иди уже. Я приду. Пожалуйста, иди». Говорил он тихо и ласково. Нина и Коля переглянулись.

      – Как ты живешь с этим?

      – Как-то.

      – Я не представляю как это, когда тебя пасут двадцать четыре часа в сутки.

      – Она меня до сих пор из школы встречает. А я в девятом.

      – Фигассе. А чего ты ее не пошлешь?

      – Жалко ее.

      – Парень, а у тебя не стокгольмский синдром, часом?

      Володя грустно посмотрел на Колю.

      – Я хорошо знаю, что такое стокгольмский синдром, не щупай мою эрудицию. Просто ты мою бабушку не видел.

      Он сказал это так просто и так печально, что мне стало страшно.

      – Подожди. То есть ты это все… Ты вот так… Изображаешь, что ли?

      – Подыгрываю. Ну а что делать? Сказать ей «явка провалена»? Бросить ее? Она же по-другому жить не может. Вот так не объяснишь…

      Тут в комнату влетел Володарский.

      – Дорогие мои студийцы! – начал он с порога. – Последнее время мы были заняты только обсуждением стихов друг друга…

      Врал. В основном мы слушали его стихи и иногда выдавливали из себя комплименты.

      – Я закончил пьесу! Это будет постановка о поэзии, о словах, о людях, которые говорили слова и этим изменили мир!

      – Наверное, про революционеров, – сквозь