Сага о Викторе Третьякевиче. Марта-Иванна Жарова

удавалось убедить её не капризничать порой даже лучше, чем родной матери. Витя умел коснуться мягко, взглянуть ласково, а говорил так вкрадчиво и серьёзно, что Лелечка протягивала к нему ручки и блаженно улыбалась. А Витя, увлёкшись, мог рассказывать маленькой племяннице целые истории: и про себя, и про неё саму, как она подрастёт и пойдёт в школу, где будет у неё много друзей и подруг, и всем им она, Лелечка, будет служить примером.

      Раз Маруся, войдя со двора, увидела, как Витя, укачивая Лелечку, носит её на руках по хате, прижимая к груди, и нахваливает самыми добрыми словами, какие только приходят ему на ум.

      – И даже маленькие птички не будут тебя бояться, а станут брать хлебные крошки из твоих ладошек своими клювиками, когда ты пойдёшь кормить их, – услышала изумленная Маруся. – Они умеют кушать осторожно и не сделают тебе больно, потому что будут любить тебя.

      Заметив Марусю, Витя как будто слегка смутился. Маруся, в свою очередь желая скрыть неловкость, лишь выдала себя ещё больше.

      – Ох, как ты её балуешь, нашу Лелечку! – притворно всплеснула она руками с тихим смехом.

      – Это я её воспитываю, – возразил Витя шёпотом. – Ведь если говорить человеку, пока он маленький, что он хороший, он непременно вырастет хорошим.

      – Гляди ж ты! – искренне восхитилась Маруся, осторожно принимая из Витиных рук почти уснувшую Лелечку. – Надо думать, твоя мама день за днем только и твердила тебе, какой ты умница. Или ты сам такой уродился?

      Ей нравилось, когда Витя вдруг опускал свои ясные голубые глаза. Но если с чем и уродился этот обаятельный смышлёный хлопец, то с выдержкой, какой позавидовал бы и взрослый. Ему ничего не стоило в один миг овладеть собой, преодолев стеснительность. И вот он уже поднял на неё взгляд, прямой, открытый, приветливый:

      – Не знаю, тётя Маруся. Мама мне всё сказки рассказывала. Мне особенно нравилось про доброго мишку, который зверей в лесу защищает и кормит. Ну я пойду? А то меня ребята ждут…

      – Иди, – кивнула Маруся, а когда Витя уже выскользнул во двор, пробормотала себе под нос: – Ну какая же я тебе тётя?!

      В словах этих прорвалась внезапная досада, и Маруся вдруг ясно осознала, как бы ей хотелось звать Витю своим сыном или братом. Он был для неё такой же родной, как маленькая Лелечка и как любимый Миша одновременно. Такой родной, что даже страшно. Она не могла объяснить себе этот страх, пронзивший её до костей, заставив содрогнуться всем телом. Но Лелечка сонно зашевелилась у неё на руках, и Маруся ощутила на своих щеках её тёплое дыхание.

      Балалайка

      – Витя, это тебе! – торжественно произнёс Миша, протягивая младшему брату заветный подарок.

      Балалайка, совсем новенькая, ещё пахла лаком, которым был покрыт её узкий темный гриф.

      – Ух ты! – восторженно воскликнул Витя, беря в руки долгожданное сокровище и прижимая к себе. – Спасибо!

      – Я ведь обещал, что будет у тебя балалайка! – широко улыбнулся Михаил, радуясь его счастью.

      Витя