Груша цвела последний год. Алесь Минкевич

я, собственно, мог предложить Саше? Что этакое сто́ящее мог возложить на алтарь наших отношений? Ничего, кроме искренних чувств и толики уступчивости. Ничего, кроме непреодолимого желания отдавать взамен. Но для того, чтобы стать щедрым и радостным дарителем, требовалось время, которое стремительно убегало от меня как песок сквозь пальцы.

      … Какой же приятной бывает обратная дорога домой! И какие только думы не передумаешь, пока сидишь у окна в поезде, уткнувшись мечтательным взглядом в прекрасный осенний пейзаж! А ведь в такие моменты какие порой озарения посещают светлые, исполненные сладкой грустью головы, – кажущиеся такими простыми, но в то же время надобными, способными сподвигнуть на принятие важных решений или дачу не менее важных обещаний. Не медли, действуй по наитию, и как можно скорее, пока ещё пленён чарующей атмосферой поездки, пока не остановился поезд, не раскрыл стальные челюсти дверей, не выплюнул тебя наружу, – в стремительную круговерть жизни, наполненной суматохой и нескончаемыми проблемами. В противном случае все твои откровения так и останутся бесплодными мыслями. Бывали ли вы в таких ситуациях? К сожалению, они происходят нечасто. Подобное случилось и со мной. На излёте сентября. Разморённый теплотой погожего дня и лёгкой провинциальной тоской я возвращался из Осиповичей и, размышляя о том о сём, находился в странном состоянии, которому не мог дать внятное определение. Что-то гложило внутри, чего-то недоставало для душевного равновесия. В последнее время жизнь была не фонтан – с очевидным кризисом в отношениях, с нескончаемой и удушливой маетой, застилавшей ум чёрной дымкой обречённости. Такая слепота не позволяла видеть картину целиком и ещё больше дробила нашу с Сашей жизнь на пазлы. Но что бы помогло нам собрать осколки разбившегося витража, сотканного из счастливых, совместно прожитых дней и аккуратно и надёжно склеить их? И почему «нам»? Саша в последнее время только тем и занималась, что с усердием штопала твоими же руками разорванный на британский флаг совместный быт. А где был ты, ничтожный, ничего не добившийся недоносок? Кого ты из себя мнил? Псевдоинтеллектуала? Героя-любовника? Крутого журналиста? Кем же ты, дружок, был на самом деле? Альфонсом недоделанным, сидящим на шее у девушки и просящим томными, заискивающими глазами вшивую десятку на дорогу в Осиповичи.

      С остервенением бичевал я себя сермяжной правдой. Правдой, которую из-за трусости и беспомощности не желал принимать, отгораживался от её потока бетонной плотиной исключительного цинизма. Боже, каким же жалким я был всё то время! Был… И с какой же удивительной лёгкостью и простотой разрушалась эта плотина, словно в неё на полном ходу въезжала моя электричка. И вот скопившаяся правда устремилась на меня обличающей лавиной – она несла спасение – и до основания смыла чванливую гордость.

      Всё новые и новые мысли лезли в голову и не позволяли пленять себя. Каждый ответ порождал ещё большее количество вопросов, которые тугим кольцом предательски