Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди. Карина Демина

ее знаете?

      – Кого?

      – Панну Зузинскую. – Сигизмундус был обижен, потому как не имелось у него настроения для деловых бесед, а строки оды, той самой, которую писать надобно ямбом, не складывались, во всяком случае не так, как должно.

      – Дык… давно… уж месяца два почитай. Она с тятькой на ярмарке еще сговорилася… и взяла недорого…

      – Два месяца. – Сигизмундус престранно дернулся, но тут же застыл, едва ли не на вытяжку. – Вы знаете ее всего два месяца и отправились неизвестно куда?

      – Чегой это неизвестно? – удивилась Нюся.

      Удивила ее вовсе не тема разговора, но то раздражение, которое прозвучало в голосе тихого Сигизмундуса. Он, оказывается, и кричать способный…

      – Известно. В Понятушки.

      А может, и к лучшему? Тятька вона тоже случается, что на маменьку крикма кричит, а бывает, что и по столу кулаком жахнеть. Норов таков…

      – А вы не думали, что в этих самых Понятушках вас может ждать вовсе не жених.

      – А кто? – Нюся нахмурилась.

      – Ну… – Сигизмундус замялся.

      Он не мог оскорбить слух своей прекрасной дамы наименованием места, в котором зачастую оказывались девы юные и наивные. И нежелание его было столь сильным, что Себастьян зарычал.

      – Чегой это у вас? – поинтересовалась Нюся, втайне радуясь, что неприятную тему жениховства можно обойти. – В животе урчить, что ли?

      – В животе… – Себастьян немалым усилием воли убрал проклюнувшиеся не к месту рога. – Урчит.

      – От пирожка? От же ж… чуяла, что несвежие… ежель слабить будет, то у меня с собою маслице заговоренное есть. От живота – самое оно… принесть?

      – Принесите.

      Конфликт натур требовал немедленного разрешения. Желательно, чтобы произошло оно без посторонних…

      – Б-будьте так любезны, – сдавленно произнес Себастьян и прислонился спиною к дребезжащей двери. С крыльями управиться было сложней, нежели с рогами.

      Нюся, впрочем, не особо спешила.

      Ее терзали недобрые предчувствия, как в тот раз, когда она почти уже сговорилась с Микиткою, да вышла на минутку по большой нужде, а когда вернулась, то узрела, как Гаська, подруженька заклятая, вовсю ужо обнимается…

      – И-идите… – просипел Себастьян, спиною скребясь о жесткое дерево. Дерево похрустывало, а может, не дерево, но спина, главное, что звук этот терялся в перестуке колес.

      – Я скоренько… – пообещалась Нюся.

      Искаженное мукой лицо жениха убедило ее, что он и вправду животом мается. А что, человек городской, ученый, стало быть и нежный, что тятькин аглицкий кабанчик.

      Она и вправду собиралась возвернуться, но, на Себастьяново счастье, была перехвачена панной Зузинской, которая не пожелала слушать ни про обстоятельства, ни про то, что Нюся уже почти сыскала собственное счастье, а значится, в свахиной опеке вовсе и не нуждалась.

      Панна Зузинская шипела рассерженной гадюкой.