Кудесник в городе богов. Денис Владимирович Морозов

мелькают отблески факела, но живыми они от этого не становятся – на черные ресницы все так же падают снежинки, и не тают, а налипают комками. Чтобы труп шевелился? Как-то это нехорошо. Есть в этом что-то неладное. Даже звенящей голове это ясно.

      Немил протянул руку, указывая на тело, наползающее на Любомысла, и через силу прохрипел:

      – Сзади!

      Однако его противник не поддался на эту хитрую уловку и не оглянулся. Покойник тяжело навалился книжнику на плечи. Костлявые руки охватили его горло и сдавили дыхание так, что у Любомысла выпучились глаза. Синюшное лицо мертвеца не выражало ни ярости, ни азарта, оно оставалось безжизненным, не тронутым ни одним человеческим чувством. Лишь посиневшие губы его распахнулись, обнажив два ряда желтых зубов, готовых впиться Любомыслу в загривок.

      – Упырь ожил! – охнул Абаш.

      – Дошло наконец! – вздохнул Немил, поднимаясь на четвереньки.

      Боярин оторопел. Его ладонь распахнула пушистую шубу и нашарила рукоять короткого меча, болтающегося на поясе, но тут тысяцкий, видно, забыл, что собирался сделать, и застыл с разинутым ртом.

      Не помня себя, Немил вырвал из рук стражника факел и принялся тыкать искрящейся и полыхающей паклей в восковое лицо мертвеца. Из разорванного горла покойника вырвался жуткий хрип, и тут уже боярин не оплошал и рассек его хлестким ударом меча, отчего тощее тело Шугрея переломилось надвое. Промасленное тряпье на конце факела упало на рваную вотолу, та вспыхнула и заполыхала.

      – Как же так? Ведь он мертвый был! Все же видели! В лице ни кровинки! – бормотал ошалевший Любомысл, отпихивая горящие кости.

      – Что, и теперь в упырей верить не станешь? – хватая ртом воздух, прошипел Немил.

      – Что с останками делать? – тысяцкий первым вспомнил, кто тут главный.

      – Спалить до самого праха! И пепел развеять по ветру, – отозвался Немил.

      – Сам-то как? Тебя упырь не успел покусать? – перевел на него взгляд Твердислав.

      Немил потер пальцем шею и успокоил скорее себя, чем боярина:

      – Ни царапины. Не боись: я в злыдня не превращусь.

      – И то хорошо. А то как бы не пришлось и тебя так же жечь, – хохотнул тысяцкий.

      – Чтоб у тебя язык отсох! – не удержался кудесник.

      – Не смей на меня лаять! Вдруг сглазишь? – испугался боярин. – Ты ведь сам говорил, что из кого упырь выпьет кровь – тот в кровососа превратится.

      – А кто же тогда из Шугрея кровь выпил? – не удержался от едкого замечания книжник. – Его-то кто превратил в ходячую тварь?

      – И верно! – по лбу боярина пробежала морщинка, вызванная раздумьем. – Выходит, это был не упырь? Шугрей – всего лишь очередная жертва, а сам упырь – тот, что его прикончил и кровь выпил – до сих пор должен шастать поблизости.

      По коже Немила разбежались холодные мурашки. Все четверо растерянно застыли и начали разглядывать друг друга, словно надеясь распознать в соседе