Erika. Криминальное чтиво по-нашенски. Александр Васильевич Дёмышев

в газетах, альманахах, журналах. Несколько литературных дипломов украсили стены нашей квартиры. Я получил массу трогательных отзывов читателей, что смогли познакомиться с этими книгами. Ведь тиражи были, скажем так, небольшие (бюджет на культуру – не бездонная бочка).

      В свободную продажу книги не поступали, а библиотеки в наше время – не самое оживлённое место. Но вышли в свет и аудиоверсии, а электронные варианты моих книг начали продавать в интернет-магазинах. Впрочем, карман мой не слишком потяжелел. Я заработал на первых двух книгах целых… три тысячи. Рублей. В командировках я имел столько за день.

      Но убивало меня совсем другое. Между мною и массовым читателем будто стена выросла. Глухая, пуленепробиваемая. Я колотил по ней кулаками, бился лбом, но стена от этого не страдала. Я знал, что мои книги понравятся многим, но, как ни пытался, не мог пробить эту стену. Сотрудники дюжины издательств, в которые отправлял рукописи, не удосужились мне даже ответить. Я не в обиде на них. Наверное, мои послания затерялись в тоннах электронной макулатуры, ежедневно наполняющей их виртуальные почтовые ящики. Стена стояла. А я так и жил, крутясь от аванса до зарплаты.

      Зато сейчас, тёплым летним вечером 2018-го я сижу, развалившись в пляжном кресле, на балконе собственной виллы в замечательном посёлке Пригожее, что вырос недавно на побережье между Дагомысом и Туапсе. Райское местечко, вы уж поверьте! На мне только лёгкий серый халат, да мягкие шлёпки. Темнеет. Едва ощутимый бриз нежно гладит листья растений, горшки с которыми расставлены на толстых белых перилах балкона. Вдыхая запахи сада и моря, я любуюсь чудесным пейзажем, важная часть которого – новенький серебристый «Мерседес» на переднем плане. А далее, за машиной – дорожка, подсвеченная ажурными фонарями. Огибая аккуратно стриженые кусты, пытающиеся спрятаться в сумерках, дорожка плавно спускается к берегу.

      Проводив стремительно уходящее за морской горизонт солнце, глотаю свежевыжатый сок грейпфрута. Мне нравится вкус этого цитруса, словно от жизни моей вобравшего и горечь, и сладость. Из динамиков стереосистемы льётся, лаская слух, волшебная музыка Кейко Мацуи2. Погрузившись в фортепианные переливы, я размышляю неспешно о падениях и взлётах, о превратностях жизненного пути. Наверное, каждый мужик, разменявший пятый десяток, имеет на это право.

      Но пришла уже ночь, пора! Пора жечь глаголом (хе-хе). Поднявшись, оставляю пустой бокал на журнальном столике (лень спускаться на кухню, завтра горничная приберёт). Выключив музыку, двигаюсь в полумраке притихшего дома. Жена, дети угомонились, спят. Я словно остался в чужом тёмном замке один. Люблю эти мгновенья.

      Захожу в кабинет. В красном углу тлеет тусклый огонёк лампадки. До Звенигорода так пока не добрался, но всё ещё впереди. Чтобы добавить света, подношу зажжённую спичку к свечам. Их пять в канделябре, что стоит на письменном столе слева. А в центре стола – мой писательский инструмент. Не компьютер,

2

Кейко Мацуи – японская пианистка и композитор, исполняющая музыку в стиле нью-эйдж и джаз.