Пифагореец. Александр Морфей

не смог. На алтаре лежали различные подношения – лепешки, мед, сыр. На стенах висели горящие факелы, а у дальней стены горел очаг, размером чуть больше домашнего камина, но его света и тепла, вместе с факелами, было достаточно для освещения и обогрева этого зала и всего Храма в целом. Посредине стояла странная конструкция в виде высокого небольшого стола или стула на трех массивных ножках. Было похоже, что этот стол был выполнен тоже из золота, и, несмотря на три ноги, конструкция выглядела вполне массивной и устойчивой. На этом столе сидела женщина в ярком красном платье и с длинными черными распущенными волосами, в позе, напоминающей позу лотоса, со скрещенными ногами под собой. Она была не очень хорошо освещена, да и волосы закрывали большую часть лица, и Тео не мог определить ее возраст. Но так как в Храме больше не было никого, то с большой вероятностью это и была та, к кому они ехали.

      – Приветствуем тебя, о великий Оракул! Я Гермип, а это мой бедный брат Алкей. Мы приехали к тебе с очень важным вопросом.

      Пифия подняла глаза и улыбнулась. В ее взгляде не было ни надменности, ни напыщенности, которую можно встретить у мошенников, называющих себя экстрасенсами. Взгляд Пифии был наполнен только добротой и спокойствием. «Хорошая новость в том, что у меня с собой нет денег, так что обманывать и выуживать деньги будут не у меня, а у моего неуемного братца», – подумал Тео и улыбнулся этой мысли.

      – Добро пожаловать, Гермип. Я ждала вас и рада вашему приходу. Вы могли заметить, что сегодня тут никого нет, что лишь подтверждает мои слова, – поприветствовала Пифия молодых людей.

      – О великий оракул, это Алкей, мой бедный брат, потерявший память! – снова произнес завороженный Гермип. После сказанных слов Пифии он сначала побледнел, а потом покраснел. Было видно, что он всецело поглощен торжеством момента – он же говорит с самой Пифией!

      – Да, я помню, что ты сказал минуту назад, когда вошел. Гермип, я прошу тебя выйти из храма, закрыть дверь снаружи и проследить, чтобы никто не вошел внутрь. Но прошу тебя не ради того, чтобы оскорбить или обидеть. Эта моя просьба связана с крайней важностью того, что я должна передать твоему брату, и с тем, что это не дозволено знать никому, кроме него самого.

      Лицо Гермипа сделалось обиженным, как у ребенка, которого взрослые выгоняют из комнаты. Но, несмотря на это, он почтительно поклонился и вышел из храма, плотно закрыв за собой массивную и тяжелую дверь.

      – Ну, здравствуй, Тео. Добро пожаловать в наши края и в наше непростое время, – доброжелательно поприветствовала Пифия.

      – Добрый вечер, рад познакомиться, – удивленно ответил Тео с широко открытыми глазами.

      – Ты уже смог понять и разобраться в том, что с тобой сейчас происходит? – улыбнулась Пифия.

      – Могу сказать только то, что я вижу вокруг Древнюю Грецию, вижу себя не таким, каким привык видеть, и у меня нет никакого рационального объяснения