Всё закончится в пятницу. Елена Усачева

нее на пятерку не напишет.

      Костомаровский посопел, почесал в затылке и задал вопрос, который определил все последующие события этой недели:

      – Так это они, что же, специально сделали?

      Стриженов удивленно вскинул бровь.

      – Пятьдесят на пятьдесят, – прошептал он.

      – Как это? – совсем запутался в математических исчислениях одноклассника Владик.

      – Все просто. – Жека растопырил пятерню, соображая, как бы понаглядней все объяснить бестолковому Владику. – Вот смотри. Какой шанс, что ты на улице встретишь инопланетянина?

      Костомаровский уже поднял руку, чтобы почесать в затылке, но движение не завершил.

      – Какой уж тут шанс. – Владик решил не утруждать себя подсчетами. – Почти никакого.

      – А вот и нет, – радостно щелкнул пальцами Стриженов. – Пятьдесят на пятьдесят. Либо встретишь, либо нет. Так и здесь. Либо все подстроили, либо нет!

      И он убежал, оставив одноклассника размышлять над неведомой еще теорией вероятности. Размышления эти быстро его утомили.

      Все-таки голова Владика была приспособлена под другое, и Костомаровский пошел обсудить новости с друзьями.

      Историк долго изучал покалеченную руку Каринки, а потом грустно покачал головой.

      – Да, дела… – протянул он, наблюдая за тем, как Сидорова изо всех сил пытается шевелить почти полностью перебинтованными пальцами. – Вы уж, это, берегите себя, что ли.

      Викентий Михайлович оглядел притихший класс. В глазах его подопечных читалось несгибаемое желание живыми и здоровыми добраться до пятницы. А если и отдать свою жизнь, то очень дорого.

      – А как будут считать проходной балл? – заговорил вдруг Жека. – Средний или общее число хороших отметок?

      – Это ты к чему спрашиваешь? – учитель выглядел заметно погрустневшим.

      – Понимаете, Викентий Михайлович, – с пафосом заговорил Стриженов. – Если на контрольную придут одни отличники и хорошисты, то наши шансы заметно увеличатся.

      – Ты предлагаешь всем двоечникам переломать руки? – внимательно посмотрел на него историк.

      – Почему же только руки? – Жека был невозмутим. – Есть еще ноги. А ещё в нашем распоряжении разные простудные заболевания и вирусные инфекции.

      Среди тишины раздавалось только урчание вечно голодного желудка Митрофанова. От удивления и возмущения никто и слова сказать не мог. Один Костомаровский довольно улыбался. Перспектива не идти на контрольную его только радовала.

      Историк ушел, больше ничего не сказав. А что тут было говорить? Контрольная – это честная борьба, никаких обманов и хитростей здесь быть не должно. Да и помешать проверке знаний по алгебре учеников седьмых классов могло только стихийное бедствие в виде цунами или тайфуна. Но ни того, ни другого в Москве весной не бывает, поэтому, обсуждай не обсуждай, контрольную все равно писать придется.

      На пороге класса Викентий Михайлович разминулся с литератором. Стоял в дверях Сергей Юрьевич уже давно, слышал