Дом Живых. Павел Сергеевич Иевлев

безумцы,

      чьи речи непристойны лицедеям,

      ведущим жизнь в тени среди иллюзий! – вступил в беседу Шензи.

      – Противны ваши мысли о коварстве,

      которым вы беспечно наделили

      честнейшего из смертных, Полчек Кая! – добавил Банзай.

      – Не он ли поглощён одним искусством,

      служа лишь театральному призванью,

      единой Мельпомене посвящая

      свои и устремленья, и желанья? – продолжил Шензи.

      – Лишь этим объяснением достойным

      мы не подвергнем Мастера деянья

      постыдным обывательским сомненьям! – укоризненно подытожил Банзай.

      – Эд? – спросил нетерпеливо Пан третьего голиафа. – Я ничего не понял!

      – Мои сиблинги хотели сказать, что Мастер Полчек безусловно выше пошлых политических интриг, которые вы ему приписываете. Он гений театра, и его не следует мерить обывательскими мерками. Его жизнь – великий перфоманс, его творчество однажды потрясёт мир, а все его действия лишь поиск достойных выразительных средств для его гениальности. Кто знает, кого он ищет? Не того ли, кто однажды заменит болтливого вонючего козла у руля будущего величайшего театра современности?

      – Так вот что вы про меня думаете, лысые мудилы? – возмущённо затопал копытами козел. – Вы, бездарности, считаете, что чего-то стоите без своего режиссёра? Лишь моя работа с магией иллюзий придаёт завершённость гениальным творениям нашего Мастера! И она же помогает скрыть вашу сценическую никчёмность от глаз искушённой публики! Да что вы вообще понимаете в искусстве, горные людоеды? Если бы не моя специфическая внешность, Альвирах не знал бы актёра лучше! И, кстати, я не «вонючий козёл», а демон, имеющий форму козла. Я не ем и не испражняюсь.

      – Воняешь ты, Пан, всё равно как настоящий, извини, – сказал примирительно Кифри.

      – Это психосоматика, – буркнул Пан. – Мой запах у вас в мозгах, а не в носу.

      – Вот именно, – вздохнула Фаль, – нос хоть заткнуть можно.

      ***

      – Франциско! – спрашивает вернувшийся в своё кресло в кабинете Полчек Кай.

      – Да, господин?

      – С какой целью ты прячешь от меня сегодняшнюю газету?

      – Я бы ни за что не позволил себе, господин!

      – Ты сунул её за стойку для зонтов, когда думал, что я не вижу. Это не лучшее место для свежей прессы.

      – Вы правы, господин. Нам следует поставить в прихожей мусорное ведро. Единственно достойный сосуд для этого позорного вместилища врак и мерзкой клеветы.

      – О, значит, наш вчерашний спектакль не прошёл незамеченным критиками?

      – Вы о гнусных писаках с грязными перьями, которые они вынимают из глубины собственного ануса, чтобы написать очередной пасквиль коричневыми чернилами оттуда же?

      – Кажется, сегодня там нечто особенное, – довольно кивает Полчек. – Обычная разгромная рецензия тебя бы так не возбудила. Будь любезен, прочти.

      Гоблин, демонстративно кряхтя,