Девочка со спичками. Екатерина Тюхай

отношения, стараясь втянуть Игоря в очередной виток этих разборок. И уж точно никто из них не ездил с трех до семи лет каждый день в балетный класс на другой конец города – просто потому, что об этом мечтала его мать. Игорь всем сердцем ненавидел шесть балетных позиций и пике и у станка чувствовал себя беспомощной куклой, которую тянут в разные стороны – впрочем, так оно и было. Отец в то же самое время задумал вырастить из него настоящего мужчину – в своей особенной манере, отрицая любую принадлежность сына к себе, высокому чину из Минобороны. Александр Петрович никогда не помогал Игорю и не давал советов – «мужчина должен справляться сам, нечего ко мне бегать», – только смотрел куда-то сквозь сына и задумчиво постукивал ногтями по столу каждый раз, когда бывал им недоволен. А недоволен он был часто.

      – Я ожидал от тебя большего, – снисходительно говорил Александр Петрович, и Игорь послушно забрасывал 4D-моделирование и брался за авиастроение. Копил дипломы по киберспорту, математике и физике, даже какие-то детские призы за искренне нелюбимый балет копил – но Игорю всегда казалось, что этого мало, чтобы понять, чего же все-таки хочет от него отец. Это была самая большая загадка его жизни, и в попытках ее разгадать он снова и снова натыкался на удивленно приподнятые брови, закрытую изнутри дверь в кабинет, неотвеченные сообщения и длинные гудки в свой день рождения. Был Игорь плохим или хорошим, старался ли стать похожим на отца или полной его противоположностью, прочесть мысли Соколова-старшего он не мог.

      Ни в балете, ни в военном деле Игорь так и не преуспел, прихватив из танцевальной студии только идеально вышколенную осанку, а из военного училища – умение мало спать, отжиматься до темноты в глазах и отдавать честь по первому требованию. А еще он прекрасно научился врать, притворяться заинтересованным и программировать по ночам – потому что после семнадцати лет жизни все еще ладил с машинами гораздо лучше, чем с людьми.

      Игорь прижался щекой к холодной поверхности стола. Мать с отцом о чем-то резко перешептывались в прихожей, ничего было не разобрать – и он вытащил из кармана шарик из прозрачного углепластика. Шар лениво переливался синим неоном.

      – Кристин, – тихо шепнул Игорь, – покажи маршрут отца за последние два часа.

      Над шариком всплыла микропроекция, замелькали кадры, шумящие пикселями, – Дворцовая, Фонтанка, какие-то желто-белые кабинеты, салоны разных машин, красноватая муть ресторана – отец, оказывается, уже поужинал с каким-то плотным невысоким воякой в форменном кителе, расстегнутом от духоты на две пуговицы. Запись то и дело прерывалась – не везде сеть была публичной, и камеры легко взламывались простым перебором паролей. Потом полчаса темноты, Кристин включила перемотку – видимо, отец заехал в управление, там сеть была закрытой. И вдруг вспышки света, какая-то брюнетка в ожерелье из гранатово-красных камней, голая, смеющаяся жутко и бесшумно прямо в уличную камеру через окно отеля, – и отец, который с улыбкой валит ее на кровать и подминает под себя.

      Оторопевший Игорь крикнул:

      – Кристин,