Отрадное. Владимир Авдошин

поймаешь?» – так я думал, но спросить не решился. Потому что она старше меня, потому что мало знал ее, буквально два-три раза видел. А у чужого человека не спросишь.

      Мне кажется, после кладбища я уже не мечтал о дальнейшем общении. Так разнился её план с моим. Но вот подошел трамвай, мы сели в него и проехали несколько остановок. Она, взяв меня за руку, вышла со мной как будто к себе домой. Сейчас мне кажется, это где-то на Шмитовском, недалеко от кладбища. Мы куда-то немного прошли и позвонили в какую-то квартиру.

      Нам открыла очень полная, в большой белой кофте, женщина, похожая на Мотю, но больше, чем она, и сказала менторским тоном:

      – Ну что? Привезла внучонка? Ну, покажи, покажи!

      Но смотреть на меня не стала, повернулась и пошла в чайную комнату, затылком обинуясь к Моте: «На улице холодно, иди чай пить, а мальца пусть Катя Валерке подбросит. Он все равно следователем хочет быть, ему надо уметь вопросы задавать, пусть потренируется».

      В проеме стоял чайный столик, чайный сервиз на четыре персоны и три пожилых женщины принялись разливать чай и беседовать. Меня, как заключенного, повели в противоположную сторону. Подневольно и молча. И пихнули в комнату с пятнадцатилетним подростком, который сидел за столом в позе грозного следователя. Перед ним был чистый лист бумаги, а справа учебник «Основы криминалистики».

      Он вежливо, как взрослый, протянул мне руку, слегка приподнявшись на стуле, и сказал:

      – Проходите, проходите, – сказал с той вежливостью, с какой шипят змеи, чтобы укусить потом насмерть.

      – Да, я вас слушаю, – и он потянулся в кресле. – Ой, извините, извините, это из другого учебника, – вдруг перебил он сам себя. – Это из учебника «Основы юриспруденции». Это у нас необязательный предмет. Обязательный – «Что должен знать следователь НКВД по поводу своей работы». – Да, начнем. Так. Откуда вы?

      Я назвал место.

      – А папа и мама есть? У нас беседа, беседа! Энергичней! Дружеская беседа!

      – Да. Есть.

      А потом, сбившись, говорю:

      – То есть мама есть, а папы нет.

      – А кто есть вместо папы?

      – Сначала никого не было. Дядя Леша ходил.

      – Дядя Леша? Это кто?

      – Дядя Леша – это папин друг.

      – Папин друг? А что же папа?

      – А папа погиб.

      – Да? Погиб? А потом что?

      – А потом появился дядя Леша-два. Наша соседка просила звать его папой.

      – Да. А ты что?

      – Я вижу, что это не папа. Я не могу его звать «папа». Поэтому я и спросил, нет ли еще какого слова, если «дядя Леша» – не подходит. Может, какое третье слово есть?

      – Да, и что?

      – Соседка сказала, что третьего слова нет. Но потом оказалось, что оно все-таки есть. Правда, я узнал это через полгода, случайно. Соседка спросила, имея в виду именно дядю Лешу, но назвала его третьим словом. Отчим – третье слово.

      – И что теперь?

      – Теперь мне стыдно за те полгода, когда я насильно называл его папой. Я никак его не называю. А другим