В его власти. Дина Данич

Семен, я догадываюсь не сразу. Только почувствовав, как меня хватают и силой вытаскиют из сугроба. Продолжаю верещать и пытаться отбиваться. Но к этому момент руки слушаются плохо – я банально замерзла.

      – А ну, заткнись, – гаркает Терехов. И что удивительно, это срабатывает. Я действительно замолкаю. Смотрю на его пугающе темное лицо. И мне кажется, что он сам дьявол, который явился за моими душой и телом.

      – В ушах звенит от твоего ора, – добавляет презрительно.

      – Да пошел ты! – тут же огрызаюсь, приходя в себя от его манеры разговаривать. Пытаюсь вырваться, но хватка у этого огромного мужика крепкая. Выходит пустое барахтанье. Но я же Воронцова. Я не имею права сдаваться.

      – У тебя два варианта, лапуля, – хрипло смеется он на мои попытки. Настороженно смотрю на него, жду продолжения, которое вряд ли мне понравится. Прямо чую это. – Можешь перестать брыкаться и как следует отработать свое спасение. Ртом и не только.

      – Да пошел ты! – повторяю и снова пробую вырваться.

      – Либо можешь сдохнуть в снегу, – лениво добавляет Техеорв.

      – Да я лучше здесь останусь! Понял? – запальчиво выкрикиваю. – Да отпусти же!

      Семен слушается и разжимается свою ручищу аккурат, когда я предпринимаю очередную попытку. В итоге я оказываюсь лежащей в сугробе. Снег снова набивается за шиворот. Ног я почти не чувствую. А обида во мне становится настолько концентрированной, что я готова голыми руками придушить Терехова!

      – В общем, выбор за тобой, Татьяна.

      – Я под тебя не лягу. Никогда, – мрачно отвечаю, пытаясь выбраться из сугроба.

      Руки трясутся, но упрямо поднимаюсь.

      – Твое право, – легко соглашается он. – Тогда копай.

      – Что?

      – Яму себе копай. Так и быть – прикопаю живьем прямо тут.

      – Да ты в конце охерел?!

      – А вот за это я тебе еще и рот с мылом прополоскаю, – с каким-то мрачным удовлетворением в голосе обещает Семен.

      – Мечтай! – храбрюсь, хотя у самой почти нет сил. Мне слишком холодно. И страшно. После его-то слов!

      – Сама попросишь.

      – Мечтай!

      – Я про яму. Удовольствие, когда тебя заживо сожрет зверье, еще хуже, – ухмыляется мужик. – Или ты из любителей острых ощущений?

      Мне становится по-настоящему страшно. Очень-очень-очень страшно.

      Конечно, я очень хочу держать лицо и быть смелой, как папа. Но еще я хочу выжить. И очень не хочу умирать.

      Да никто не хочет!

      И, кажется, сейчас моя гордость падет жертвой банального выживания.

      – Ну так что? – глумится Терехов. – Готова остаться здесь навсегда, лапуля?

      – Ты об этом еще пожалеешь, – мрачно обещаю. – Даже если ты вынудишь меня сделать все, что тебе захочется, я вернусь и отомщу.

      Он делает ко мне шаг, а я интуитивно отшатываюсь и почти заваливаюсь обратно на спину, но Семен успевает схватить меня за куртку и удержать.

      Между нашими лицами едва ли несколько сантиметров. Освещение тут, прямо скажем, не очень. Но даже в таком полумраке я