Один из трёх. Нина Лисова

казалось, что таксист едет очень медленно, поэтому, когда машина остановилась, я сунула ему несколько сотен в руку и побежала к больнице. Я поднялась на третий этаж за полминуты и поймала первую попавшуюся медсестру.

      – Скажите, – запыхавшись проговорила я, – Гоффман где?

      – А вы кто вообще? Мы разглашать право не имеем!

      – Я сестра, двоюродная – параллельно в моих руках снова появилась купюра.

      – Вас как зовут?

      – Виктория.

      – Вика, уберите деньги. Пойдемте я вас к главврачу отведу. – мы прошли по коридору и подошли к кабинету. Медсестра заглянула, спросила что-то, а потом завела меня.

      – Владимир Борисович, можно? – спросила она, – это Гоффман сестра.

      – Ясно, проходи, – медсестра вышла, и мы остались вдвоем, – действительно сестра?

      – Двоюродная, родственников у нее больше не осталось. Только я. Так что, если нужны лекарства или деньги…

      – Ничего не нужно, – вздохнул Владимир Борисович, – она в реанимации. Что могли мы и сделали, но сразу хочу сказать – надеяться не на что. Пятый этаж. Сами понимаете. Деревья помогли смягчить падение, но шансов почти нет.

      Сил не осталось и слезы потекли потоком. Я закрыла глаза руками и уселась на ближайший стул.

      – Если хотите, могу на пару минут пустить в реанимацию. Она, конечно, без сознания, но по моему опыту, пациенты чувствуют, когда их поддерживают…

      – Хочу. – перебила я его.

      Медсестра накинула на меня халат и дала бахилы, а я прошла в казавшуюся огромной белую комнату с единственной кушеткой по центру. Почему-то было очень холодно, и меня начало трясти еще сильнее. Тело было накрыто одеялом, а лицо было таким же красивым, как всегда, только небольшой синяк под глазом. Я подошла к ней, и не могла оторвать глаз от ее лица. Длинные пшеничные волосы лежали на подушке, глаза чуть приоткрыты, и казалось, что она смотрит на меня. Черт! Это я виновата! Нельзя было оставлять ее одну, надо было все рассказать родителям! Я поняла, что задыхаюсь и решила выйти на воздух. Несмотря на то, что на улице начало сентября, было холодно, и я присела на холодную лавочку в больничном дворе.

      Воспоминания сменяли одно другим. С Элей мы были неразлучны с детства: моя мама была сестрой Элиного отца – дядя Кости. Наша бабушка, Эльвира Эмильевна, всегда встречала нас с улицы пирожками, куриной лапшой и вкусным травяным чаем. Пирожки мы с Элькой обожали, а суп терпеть не могли, поэтому, чтобы немного облегчить процесс его поедания, устраивали соревнования по скоростной еде. С бабушкой Эля жила с пяти лет, после того, как Элина мама ушла из дома в неизвестном направлении. Ее долго искали, благо, что сам дядя Костя был майором полиции, но толку никакого не было. Поэтому, вскоре Эля с папой переехали в квартиру бабушки, а еще через пару лет дядя умер, и Эля осталась на полном попечении бабули.

      С тех пор, Эля и была моей самой большой занозой в мягком месте, которую родители всюду заставляли таскать с собой. Идешь гулять? Бери Элю. Хочешь на танцы? Бери Элю, ей же скучно будет. Хочешь куклу? Давай тогда