Приют гнева и снов. Карен Коулс

разума.

      Я уже рассказала ему. Рассказала ему о моих кошмарах, и они ничего не значат. Он хочет еще.

      – Мне не хочется вспоминать, что случилось. – Вот, я это сказала. Дело сделано.

      – Конечно, вам этого не хочется. – От нетерпения его голос становится более резким. Значит, он устал, устал от бесконечных и ни к чему не ведущих разговоров. – Именно поэтому вы и похоронили их в своей памяти. – Его челюсть напрягается. – Неужели вы не видите, что чем дольше держитесь за эти ужасы, тем быстрее они разрушают ваш разум? Эти воспоминания уничтожат вас, если вы им позволите.

      Уничтожат меня? То есть все немногое, что осталось от меня, исчезнет? Но ведь в этом наверняка нет ничего плохого, не такая уж большая потеря для мира.

      – Я и раньше лечил пациентов с травматической амнезией.

      – И гипноз помог им?

      – Нет. – Он делает глубокий вдох. – Не помог, потому что тогда я не слышал о гипнозе, то есть не слышал, что его можно использовать в лечении. Как и вы, я думал, что это нечто из разряда развлечений для мюзик-холлов. Теперь я все понимаю лучше.

      Он не позволит мне прекратить сеансы. Теперь мне это ясно. Он должен спасти меня, даже если я этого не хочу. Он должен спасти меня, чтобы доказать собственную правоту.

      – Я понимаю ваши сомнения, правда, но вы должны мне верить. Это лечение может излечить и излечит вас, но только если вы позволите.

      – Верить вам? – Руки начинают дрожать. Я сжимаю ткань юбки, чтобы унять дрожь. – Как я могу вам доверять, если вы мне солгали?

      – Солгал?

      – Вы такой же, как Уомак, такой же, как все они.

      Он хмурится, постукивая ручкой по блокноту.

      – Вы сказали, что мне можно выйти наружу. Вы обещали.

      – И вас не выпустили?

      Я отрицательно качаю головой.

      На его челюсти дергается мускул.

      – Тогда завтра вы выйдете на прогулку, даже если там будет лить как из ведра, даже если мне самому придется вывести вас! Даю слово.

      Он встает. И собирается уйти.

      – У меня были братья. – Слова сами вырываются изо рта. – Три брата, их больше нет.

      – Нет?

      – Они мертвы.

      Он хмурится и делает шаг ко мне.

      – Вы уверены?

      Я пожимаю плечами.

      – Мне казалось, это только кошмар, но… – Я трясу головой. – Думаю, это настоящее воспоминание.

      Он садится на стул, скрещивает руки на груди.

      – Расскажите мне.

      – Я вспомнила… птичье пение. – Звучит глупо. Лицу становится жарко, и шерстяное платье колет под мышками. – Было холодно и… кто-то звонил в колокол.

      Он подается вперед.

      – Колокол, говорите?

      – Да, он все время звонит. – Ведь правда? Сейчас я не слышу его, и мне не хочется, чтобы он считал меня сумасшедшей, иначе я никогда не выберусь отсюда. – То есть я хочу сказать, там был колокол, в той церкви. И все.

      Диамант кивает.

      – Ваши братья умерли вместе?

      – Да. – Я вижу их. Все трое лежат в ряд, их кожа холодная и липкая, когда я целую их в лоб.

      – Можете вспомнить, как они умерли?

      Как