.

трелки на приборах. И никакой нервозности. Я уже знаю, что должен сделать. Да и мысли о цвете неба улетучились моментально, когда почувствовал, что мои ноги слетели с педалей.

      Кнопка-лампа сигнализации опасных режимов СОРЦ не мигает, хотя пару секунд назад мне казалось, что в кабине у меня заморгало табло «Пожар». Ещё раз проверил, но кроме «Выработка 1го, 3го бака» ни одно табло не горит. Давление в гидросистеме должно падать, но стрелка стоит в прежнем положении. Дыма в кабине нет, на блистере отсутствуют блики от огня, и самолёт нормально управляется.

      Отвожу взгляд в сторону и вижу, как слева от меня, самолёт Буянова переваливается с левой на правую консоль крыла и обратно. Белый шлейф топлива вырывается из правой консоли крыла. Обшивка в районе сопла раскурочена, а из двигателя летят искры.

      В эфире продолжается галдёж, доклад на докладе, запрос на запросе. Вклиниться и доложить что-то на нашем втором канале боевого управления сейчас почти невозможно.

      – 205й, наблюдаю искры из сопла, – говорю я Буянову.

      – Почувствовал, – произнёс в эфир Гаврилович. – «Пожар» мигает, обороты туда-сюда ходят. Идём домой.

      Похоже, что комэска пока выполнял вокруг меня «бочки» принял на себя удар ракеты. Получается, собой прикрыл меня Буянов. А ведь я почти ушёл от неё. Ещё пара секунд и сработал бы самоликвидатор ракеты. Хотя рано рассуждать в стиле «если бы кто-то был не бабушкой».

      Со стороны кажется, что Гаврилович выровнял машину. Однако из сопла вырвалось пламя.

      – 205й, горишь! – кричу я, перебивая все разговоры в эфире.

      И вот этот возглас, наконец-то, доходит до нужных людей.

      – 205й, 001му, у тебя пожар? – спрашивает пункт управления.

      – 001й, подтверждаю. Давление в гидросистеме упало. Самолёт… не управляем, – кряхтел в эфир Буянов.

      – 205й, на юго-запад уводи! ПСО туда прибудет, – вышел со своей командой 001й.

      – Понял, 206й уходи! – дал мне команду комэска и я принял вправо от машины своего ведомого. – 205й, катапультируюсь! – произнёс Буянов, когда его самолёт стал медленно заваливаться на левую сторону.

      Небольшая вспышка в районе кабины, и вот уже назад летит створка фонаря. Следом выстреливает кресло, отбрасывая пламя и уходя вверх, в сторону от самолёта. Представляю, как сейчас некомфортно Гавриловичу. Тебя крутит на этой бешеной табуретке, перегрузка в районе 20 единиц вдавила со страшной силой, что не вздохнуть.

      Я встал в вираж над предполагаемым местом приземления. Как раз в этот момент и раскрылся купол парашюта, а вниз от самого Буянова вышел тонкий фал, на котором закреплён носимый аварийный запас НАЗ.

      Самолёт уже догорал на одном из склонов, отбрасывая чёрный дым, а его обломки были разбросаны по всему ущелью. Вряд ли кто-то будет искать здесь средства объективного контроля потом.

      – 001й, я 206й, наблюдаю купол, место приземления – 3 километра западнее Руха, – доложил я на воздушный пункт управления.

      – Понял. 206й, уходи домой, вертушки сейчас подберут, – заверил меня руководитель операции.

      Я глянул на топливомер. Запаса топлива достаточно. Не всё ещё спалил, уходя от ракеты. Если встать в круг на текущей высоте 4500, а потом на возврате занять повыше… Чего гадать-то?! Хватает керосина. Даже если бы не хватало, не признался бы.

      – 001й, стою в вираже до команды.

      Вызвал я своим докладом некое замешательство на борту штабного самолёта. Что там решают, совсем непонятно. Если происходит такое, что сбили самолёт, прикрывать лётчика является делом чести.

      – 206й, контроль за топливом. Вертушки будут через 20 минут, – снова вышел на связь руководитель операции.

      – 206й, ответь 201му, – вызвал меня Бажанян. – Мы не наблюдаем купола. Местоположение подскажи ещё раз.

      А вот мне отсюда очень хорошо видно, как опускается мой командир, и я вместе с ним потихоньку занимаю высоту всё ниже и ниже. Снова назвав место предполагаемого приземления, Бажанян сказал, что они уже на подлёте к нам.

      Пока я слышал в эфире только постоянные доклады об успешных ударах и оставшемся времени до высадки десанта. Решил переставить автоматический радиокомпас на аварийную частоту, чтобы потом контролировать местоположение Буянова. Когда он приземлится, то однозначно включит свою радиостанцию Р-855. Так, его и будут искать вертолётчики.

      – 206й, 201му, – запросил меня Бажанян.

      – Ответил, 201й.

      – Высота и остаток. Идём к тебе группой из шести единиц.

      – Занял истинную 1000. Остаток 1600, – ответил я, разворачивая самолёт навстречу своим однополчанам.

      Бросил взгляд вверх, надо мной шла группа самолётов. И они были гораздо выше относительно моей высоты. Буянов продолжал ещё спускаться. Взглянув на часы, я понял, что время сейчас тянется очень медленно. Главное, чтобы не появился какой-нибудь отряд духов.

      Гавриловичу бы ещё не повредиться при приземлении. Местность каменистая, ущелье узкое, пространства для манёвра мало. Небольшой ручей внизу, несущий свои