Невыносимая для Мерзавца. Евсения Медведева

поняла, что её план «Б» дал трещину, и отойти под крыло папочки не удастся, поэтому она вновь рухнула на колени, отчаянно сжимая мои руки.

      Тянула, ползла, слюнявила по коже своим противным языком, а я чувствовал запах чужого мужика. Накрывало спазмами тошноты, отвращения, разочарования. Наблюдал её позор, эти театральные всхлипы, лживые и щедрые извинения, которые уже ничего не могли изменить, и вырвал руки из её влажных ладоней.

      Мне было противно! Гадко! Бр-р-р… Нет, я знал, что она не целка. Знал, что беру далеко не робкую лань, чтобы птенцов дома высиживала, но и блядину я не заказывал! Это ж сколько на моём темечке рога-то растут? Быть может, я уже того… Олень?

      Меня просто разрывало на кусочки! Желание задушить её и вывесить флагом на вертолетной площадке было настолько реальным, что я был в миллиметре, чтобы не воплотить это в жизнь.

      Это ж надо было меня так отхлестать? Опозорить! Ладно бы ферзю какому-нибудь дала, хотя бы слегка равному мне, но, сука, смотрителю казино! Даже не владельцу, а пересидку с голубыми портаками на пальцах! Убью, мразь…

      Я был так близок к падению… Смотрел в её безжизненные глаза, в которых не было ни капли сожаления, и готов был сжать её тонкую лебединую шейку, но двери кабинета распахнулись. Как вовремя.

      – Мятежник, блядь, – взревел Марк и схватил меня за локоть, оттягивая от Ирки на безопасное расстояние. Откинул к столу, а сам встал так, чтобы быть готовым разнимать в любой момент. Марк Сталь даже смотреть на неё не хотел, развернул голову, контролируя мои движения, и лишь скалился, слушая тупой жалостный скулёж мрази. – Отпусти ты её, пусть идёт с Богом.

      – Слава! Ну, прости меня! – не унималась Ира, она ползла на коленях, пытаясь зацепить мои брюки длинными ногтями цвета бурой крови. Знала, что я на грани. Видела. Но вот чего нет в человеке, того нет. А не было в ней ни чувства собственного достоинства, ни меры, ни смелости признать, что проиграла. – Этого больше не повторится! Ну, хочешь, я тебе ребёнка рожу? Ну, хочешь, дома буду сидеть?

      – От кого ты мне ребёнка собралась рожать? От утырка, отсидевшего за изнасилование? Или от швейцара? Ты охрану уже всю перебрала? Рожать она мне собралась! Через два часа от тебя и духу не должно остаться в моем доме. Ясно?

      – В твоем доме? В твоем? Да я три года вокруг тебя на цирлах хожу, Мятежный! И что? Ты просто вышвырнешь меня?

      – Не устраивай сцен, – меня вдруг отпустило. Жар схлынул, будто в купель окунулся, мысли посветлели, и взгляд стал такой чистый, способный увидеть в этой жалкой твари то, на что попросту закрывал глаза все это время. – Вставай, собирайся, и у тебя есть уже меньше двух часов.

      – Я что, не знаю, что у тебя две бляди на квадратный метр этого города? – Ирка вспорхнула и так резко прыгнула к моему столу. Оперлась руками, склонилась, желая выплеснуть свой яд прямо в лицо. – Знаю. И прощала тебя, супруг мой, потому что, в отличие от тебя, понимаю, что ангелов не существует. Ты ж нищеброд, поднявшийся из грязи! Тебя сколько ни отмывай, всё босяком останешься, как бы ловко ты не орудовал столовым ножом. И мысли