Модели ученичества в Новом Завете. Ричард Н. Лонгенекер

Его судьбе, функционирует аналогичным образом, поскольку оно предвосхищает их будущую верность, перекрывающей их нынешнюю трусость, о которой повествуется в главах 14–15.

      Свидетельство женщин в 16:7–8

      Указание женщинам в 16:7 явно напоминает заверение Иисуса о восстановлении Двенадцати в 14:28. Однако было бы серьезной ошибкой воспринимать 16:8 как указание на то, что испуг женщин свел на нет божественный замысел. Если бы Марк хотел изобразить женщин как не подчинившихся указанию, данному в 16:7, уместно было бы использовать связку, выражающую контраст («но», греч. alla или de). Вместо этого мы имеем простой соединительный союз (kai, переведенный по-разному, например, «и» [Синодальный перевод] или «так» [NRSV]), который вряд ли адекватен для выражения полного контраста, который многие толкователи предполагают между тем, что было велено сделать женщинам, и тем, что они сделали. Более того, поскольку ранняя христианская традиция (напр., 1 Кор. 15:5) рассматривает Двенадцать как влиятельных свидетелей воскресения Иисуса и руководителей ранней церкви, трудно представить, как Марк мог ожидать, что читатели первого века воспримут 16:8 как указание на то, что Двенадцати никогда не сообщали о воскресении Иисуса. (Это равносильно изменению моего собственного понимания 16:8 по сравнению с тем, которое отражено в моем комментарии [стр. 283], где я воспринимал этот стих как указание на то, что женщины временно не послушались приказа «юноши»).

      Идея Кельбера о том, что 16:8 представляет собой способ Марка объяснить, почему Двенадцать так и не были восстановлены в общении с воскресшим Иисусом, требует странного вывода, что на самом деле не неудача Двенадцати помешала их восстановлению, а непослушание небольшой группы испуганных женщин. Но это вряд ли можно считать осуждением Двенадцати. Более того, это противоречит неизменно положительному изображению женщин-последовательниц Иисуса в Евангелии от Марка, которое всегда представляет их как образец веры (напр., 5:34), проницательности (7:29), прозорливой преданности (14:3–9) и верности (15:40–41). В действительности, толкователи, которые читают 16:8 как повествующий о неудаче женщин, возможно, больше говорят о своих собственных культурных стереотипах «слабых женщин», чем о тексте этого стиха.

      Гораздо более разумным является прочтение 16:8 как указания на то, что женщины ничего не сказали никому, кроме тех, к кому они были посланы, тем самым объясняя, почему весть о воскресении Иисуса не стала достоянием общественности, пока не была провозглашена через свидетельство Двенадцати и других людей, избранных воскресшим Иисусом для этой задачи. Элизабет Малбон отстаивает несколько похожую точку зрения на то, как следует читать 16:8 (Elizabeth Malbon, “Fallible Followers» 45), хотя и не дает такого же объяснения функции стиха. Она указывает на сходство между «никому ничего не сказали» (oudeni ouden eipan) в 16:8 и «никому ничего не говори» (mēdeni mēden eipēs) в 1:44, где «никому», очевидно, относится ко всем, кроме священника, к которому был послан очищенный прокаженный. Поэтому в 16:8, утверждает она,