Последний день осени. Влада Астафьева

сюсюкать, можешь послать их на хрен, но перед камерой. Рейтинги сделает любая реакция. Только дай мне подсказку! Где их искать?

      – Я не знаю.

      – Ладно, с сестрой твоей поговорю… Научись расслабляться, никому не интересна звезда, похожая на куриную жопу!

      На это Костя даже отвечать не стал. Он с силой сжал кулаки, вынуждая себя молчать и улыбаться. Так нужно. Так все делают. Ну а ее бредни про воссоединение с биологическими родителями все равно ни к чему не приведут. У Кости были все основания полагать, что этих людей давно уже нет в живых.

      Ассистентка больше не обращала на него внимания. Вряд ли она даже поняла, как повлияла на него, – потому что не хотела понимать, в этом не было выгоды. Зато это заметил кое-кто другой.

      Люда появилась рядом с ним неожиданно, будто из-под земли выросла. Костя слабо представлял, каким чудом ему удалось не шарахнуться от нее. Хотя она еще меньшее зло, ее сестрица и бабка были куда страшнее. А Люда… она даже милая.

      Словно желая закрепиться в звании «даже милой», она улыбнулась Косте и протянула ему бумажный стаканчик с кофе.

      – Держи, ты выглядишь как человек, которому это нужно, – объявила она. – И если что, я не следила. Просто Сашка сейчас поет, а мне нечего делать. Я бы вообще сюда не таскалась, мне вся эта музыка до лампочки, но бабка настаивает.

      Костя не позволил ей заболтать его. Он принял стаканчик и поинтересовался:

      – Как много ты слышала? Даже при том, что не следила.

      – Все я слышала, – призналась Люда. – Как будто там так много прозвучало! Да и вы за громкостью не следили. Мне тебя осуждать, что ли? У нас с Сашкой родителей тоже нет. Разве мы согласились бы жить с бабкой по другой причине…

      – Сочувствую, – буркнул Костя. Он слабо представлял, что нужно говорить в такой ситуации. – Ну и что случилось с вашими? Умерли?

      – Бухают. Если у Сашки что получится на этом шоу и запахнет деньгами, они материализуются, вот увидишь! А твои?

      – А моих нет. И, надеюсь, не будет никогда.

      – Можешь вместе с ними и бабку нашу запаковать, жизнь только лучше станет, – засмеялась Люда, поднимая стаканчик так, будто только что прозвучал тост.

      Костя невольно улыбнулся в ответ. Иногда вынужденное общение с людьми получалось не таким уж плохим.

      Хотя главным все равно была музыка. На сцене Костя снова почувствовал это, он будто остался один – не в зале даже, на планете. Яркий свет бил по глазам, однако это к лучшему. За белым сиянием не видно было остальных людей… никого и ничего. Были только строки песни и возможность проводить через себя звук, как энергию. Косте казалось, что волшебный миг длился вечно – и при этом недостаточно, будто оборвался, и все, снова швырнув его в реальность, где нужно притворяться и улыбаться через силу.

      Многих заставляли петь дольше, повторять по два-три раза, прежде чем наставник и режиссер давали добро. С Костей такого не случалось – и он порой жалел об этом. Необходимость уйти со сцены отзывалась холодом в душе, если бы удалось петь дольше, может,