Надсада. Николай Зарубин

– при встрече с медведем можно и с жизнью распрощаться.

      На Айсе, куда для начала привел их Данила, золота, конечно, не было, что скоро поняли и городские добытчики. Тут же снялись, и вернул их Белов на тот же ручей, только выше. И здесь пусто. Повел дальше и снова на ту же Айсу.

      К вечеру золотоискатели умотались до такой степени, что запросились к базовому зимовью.

      «Привыкают, – отметил про себя Данила. – Так-то хватит их ненадолго…»

      Но в избушке, куда добрались по темноте, расслабились, хлебнули спирта, пробовали шутить.

      – Ниче… – подыгрывал им Воробей. – Завтрева будем с фартом.

      И добавил:

      – От… и – до…

      Суетился, подпрыгивал, предлагал чаю.

      – Вы, Иван Евсеич, рассказали бы что-нибудь из прошлой промысловой жизни, – устало говорил ему откинувшийся к стене и как бы слившийся с нею смуглолицый Иннокентий. – Неплохо бы услышать об особенностях тайги в разное время года…

      – Да ить вы ж сами – еологи, сами знаете тайгу не хуже меня, – схитрил Воробей.

      – Вы, Иван Евсеевич, знаете ее с другой стороны, как таежный житель и работяга, для которого каждая примета имеет значение. Мы же – поисковики, да и то больше по кабинетам. Все под ноги глядим, все ищем, сами не знаем чего…

      – В тайге, милой, ниче за просто так не дается, – начал издалека, польщенный замечанием смуглолицего. – Вот вроде бы все пред тобой, бери – не хочу. Ан нет. Все ноженьки сотрешь, все обутки собьешь, всю одежонку, кака на тебе, сорвешь, а фарт не дается. Тута слово нада знать…

      – Какое слово? Заговор, что ли?

      – Вроде того…

      – И вы знаете?

      – Може – знаю, а може и – нет.

      – Сказки рассказываете, – подзадоривал старика и светловолосый.

      – Не скажи, любезнай, – обернулся к нему Воробей. – Я, чтоб ты знал, трепливым никада не был. Даже када пил горькую. От… и – до…

      – Так вы любите выпить? А я бы такого никогда не подумал, – продолжал задирать старика светловолосый.

      – И алкашом никада не был. Всю жись свою я трудился и тайгу энту вдоль и поперек многожды избегал вот энтими ножками…

      Воробей выпрыгнул на середину избушки и начал выделывать ногами фигуры, желая, видно, показать обидчикам, что ноги его по-прежнему слушаются и готовы бегать еще.

      – Вам бы о здоровье своем подумать, а не по тайге бегать. Возраст ведь…

      – Дохтара меня в глаза никада не видели, а я их. Своими ноженьками на кладбище пойду.

      – Да ладно вам, – вмешался смуглолицый. – Вы нам, Иван Евсеич, про заговор расскажите.

      – Про заговор-то?..

      Воробей остановился посреди избушки, будто припоминая что-то, потом шагнул в темноту – к нарам.

      – А нет заговора-то, – отозвался со своего места. – В тайге, ежели ко всякой малой твари, к деревцу ли с добром, то и лютый зверь тебя обойдет. И хворобь не возьмет. И лихоманка не затрясет. И леший не подступит. И хлябь болотная не засосет. И баба моховая не приворожит.

      – Ишь,