Незнакомец в Новый год, или Cудьба и на печке найдет. Лана Полякова

уже шаг назад, к входной двери, замечая, как Элка выплывает из кухни.

      С яблоками.

      В этот момент выглянуло солнце, и отчаянным лучом подсветило невозможную праздничную зелень фруктов.

      Весеннюю.

      Инородную в Элкином светло-сером коридоре.

      Схватив, аж светящиеся яблоки, я уже почти вышла, когда странный скрип привлёк моё внимание.

      Дверь в спальню была неплотно закрыта. И в этот момент, когда я дёрнула входную, впуская воздух, от сквозняка, гуляющего в подъезде, хлипкая преграда не выдержала и со скрежетом отодвигая придерживающий её стул, поползла, приоткрывая сокровенное.

      Элкина спальня предстала перед моими глазами во всей своей откровенности.

      И мой Женька, развалившийся на кровати, судорожно пытающийся скомкавшейся простынкой прикрыть наготу.

      Вторая глава

      – Женька-а-а? – взвизгнула от удивления я на последнем слоге, – это так ты работаешь в поте лица? Аки пчела! Весь в трудах, значит… Со всех нектар сосёшь… Шмель мохнатый!..

      От изумления я никак не могла совладать с голосом, и он вихлялся, как собачий хвост. То в визг, то в рычание.

      Никак не верилось. Увиденная картина не вписывалась в моё миропонимание. Ну не мог мой нежный и ласковый, кроткий Женечка так поступать. Он же трусоват! Слишком хрупкий и возвышенный для таких фортелей.

      – Лисонька, это не то, что ты подумала! Только не нервничай! – запричитал этот работник сферы услуг, выставляя вперёд раскрытые ладони, при этом шелковая Элкина простынка потекла плавно вниз, обнажая все его намерения.

      Понаобучали его на свою голову! Намерения у него открытые!

      – Неужели это не то, что я думаю? – прошипела, делая шаг вперёд.

      Женька активно закивал головой, да так, что стало страшно. Отвалится же сейчас головушка с тоненькой шейки.

      И такая меня злость взяла, волной поднимаясь из живота за мгновение. Затапливая всё вокруг красной пеленой. Жаром заливая от макушки до кончиков покалывающих пальцев.

      Ах ты ж тварь брехливая! Работничек!

      И, размахнувшись, я резко, как учили, запустила своим коронным семиметровым крученным. Яблоком раздора прямо в лоб этого предателя.

      Есть!

      Раздался звучный бум-с. Яблоко лопнуло, и сок брызнул во все стороны, пачкая шёлк простыней и светлые обои спальни.

      Женька рухнул на кровать, как подкошенный. Словно поверженный боец, раскинув руки и выставляя на всеобщее обозрение свою наготу. Его рыжие кудри картинно разлетелись вокруг головы шёлком к шёлку.

      Элка, всё это время стоявшая с некрасиво распахнутым ртом в проёме, ведущем на кухню, завизжала истово, кидаясь к Женьке, причитая и всхлипывая.

      Хрупкая Эллочка, ценительница прекрасного. Возвышенная и утончённая, брызгая слюной, орала словно потерпевшая.

      – Что ты наделала, дура? Что мне с ним теперь делать? – добавляя площадной брани, кудахтала, сверкая голыми ногами, соседка.

      Я огляделась, будто впервые замечая Элкину квартиру. С обоями в комнате, которые мы, кстати, смотрели вместе с Женькой.