Точка возврата (сборник). Валерий Хайрюзов

фронт за ночь сместился к Байкалу. Чернильное перо на барографе круто ползет вверх, стремительно растет давление – это добрая примета. Меня беспокоит состояние полосы здесь, в Киренске. Я заскакиваю в диспетчерскую, прошу топливозаправщик, чтобы проехать на нем по полосе, но мне отвечают, что он уехал закачивать топливо. Мы со вторым пилотом Долотовым идем пешком. На полосе уже руководитель полетов Виктор Тимофеевич Буланов, высокий, худой, он точно сажень отмеряет землю.

      – Пожалуй, открываться будем. Ты взлетишь, подскажешь состояние полосы, – громко говорит он, и звук его голоса теряется, пропадает среди шума работающих двигателей. Пока мы шли на полосу, проснулась, дала о себе знать малая авиация, на дальней стоянке уже вовсю пробуют свои голоса вертолеты и «Антоны».

      Навстречу нам, все в том же замасленном комбинезоне, но уже в старой, с вылинявшим верхом фуражке, медленно идет Малышев. Он с силой топает каблуком о землю, проверяет ее на прочность.

      – Лучше с краю взлететь, – говорит он, – здесь, я помню, всегда повыше было, потверже. А там низина, ее гравием выровняли, сейчас она намокла, на взлете зароется колесо, поведет самолет, ничем не удержишь.

      Малышев говорит дело, я смотрю на заросшую травой обочину, прикидываю расстояние до фонарей, лишь бы не задеть их винтом. Придется взлетать по обочине, пройтись по ниточке, главное здесь – выдержать направление. А вот садиться на такую полосу можно и по гравийке. Я стараюсь не думать о посадке, я думаю о взлете. Грунт мягкий, посреди полосы свинцовые заплаты луж, я знаю: они затормозят движение, погасят скорость. «Если не подниму до них переднее колесо, то не взлечу, – мелькает короткая, как вспышка, мысль, – нет, надо поднять его, для этого нужно сместить в самолете груз назад, сделать заднюю центровку».