Король франков. Владимир Москалев

увидел мать и тотчас припал поцелуем к ее другой руке.

      – Пойдем, – сказала Гуннора, увлекая его за собой вдоль галереи, – надо же и матери уделить немного времени. Нам никогда не удается побыть вдвоем. – Немного погодя она прибавила: – Меня радует, сын мой, что люди тебя любят.

      – Но и я их люблю. Человек – недурное создание, если не глуп и не спесив.

      – Догадываюсь, ты о церковниках.

      – Матушка, вы же знаете, я всегда испытывал к людям этого сорта нечто вроде презрения.

      – А как же монах? Тот, которого ты привел?

      – О, это примечательная личность. Он скорее похож на человека, нежели на осла, коли уж разговор зашел о духовенстве. Он внимательно прочел Библию и имеет собственное суждение как о нелепостях, которыми она пестрит, так и о тех, которые ее писали.

      – И ты согласен с ним?

      – Да, – не моргнув глазом, твердо ответил Можер. – Монах на многое открыл мне глаза.

      – Но я тоже читала Священное Писание и, признаюсь, не пойму, что могло вызвать в нем недовольство?

      – Это потому, матушка, что вы пробегали строки глазами, а не умом. Он увидел изначальное уродство Церкви, затем ее нравственное падение. Ведь о чем она заботится, прежде всего? Не о пастве, а об усилении папской власти и обособлении от мирян. Отсюда корни ее вражды к человеку, взращенные Священным Писанием, которое учит способам обогащения за счет ближнего.

      – Так сказал тебе монах?

      – Да, по дороге к дворцу. Он назвал себя… сейчас вспомню… иконоборцем! Говорит, какого черта заставляют людей молиться на эти картинки и кланяться им? Если уж человеку невмоготу пообщаться с Богом, пусть возденет руки к небу и воззовет к нему, чем таращиться на разукрашенных уродцев в позолоченных рамках.

      – В этом сказываются германские корни франков. Прежде, до христианства, они так и молились своим богам. Теперь на тех, кто молится на иконы, смотрят как на язычников.

      – Этот монах, его зовут брат Рено, никому не молится и никого не признает. Говорит, едва прочел Библию, проклял тот день, когда вступил в братство.

      – Чем же так отвратила его эта священная книга от служения Господу, от каждодневных молитв?

      – Тем, что она, по его словам, вовсе не Священное Писание, а сборник нелепых, выдуманных евреями легенд, своего рода пособие для начинающих мошенников, предателей и убийц. И сочинили ее обманщики и плуты.

      – Святые небеса! – подняла руки к груди герцогиня. – Да ведь этак он прослывет безбожником, совратит и тебя.

      – Среди франков многие не верят в Бога, половина норманнов вообще его не признает! Они считают это сказками. Я с ними заодно и уверен в своей правоте. Монах лишь укрепил меня в этом. Он умен, не чета богословам и прочей церковной братии, я собираюсь поучиться у него.

      – Можер, сын мой, оставь ты это; чует мое сердце, этот монах доведет тебя до греха.

      – Я предпочитаю беседовать с честным человеком, который говорит правду, смело глядя в глаза, нежели с шарлатаном, который врет