Король франков. Владимир Москалев

моим Фондремоном, клянусь сандалиями своего прадеда!

      И, выхватив меч, нормандец бросился на обоих стражников.

      Завязалась борьба. Стали собираться любопытные, но, одергиваемые соседями, торопливо уходили прочь.

      На шум из караульного помещения выбежали еще двое вооруженных воинов и бросились на Можера. Он едва успевал уходить от ударов, помогал щит. Тут вмешался Рено. Подняв высоко над головой распятие, подобранное им у места экзекуции, он крикнул:

      – Остановитесь именем Христа! Господь запрещает кровопролитие, ибо Он водворил повсюду мир! Божья кара ждет ослушника, и настигнет его проклятие Господа!

      Сражение тотчас прекратилось, но было уже поздно: нормандец ранил одного из нападавших, и того унесли в караульную башню.

      – Эх, монах, поторопился же ты! – с сожалением воскликнул Можер, в отчаянии рассекая мечом воздух перед собой. – Клянусь рогом дьявола, еще немного, и мой Фондремон сокрушил бы их всех!

      В это время двери широко распахнулись, и на пороге показался какой-то вельможа с обнаженным мечом в руке.

      – Святые угодники! Можер?! – вскричал он, увидев нормандца. – Твой меч в крови… Тебя пытались убить?

      – Если вы об этих остолопах, герцог, – кивнул Можер на стражников, убирая меч в ножны, – то им еще повезло. Господь Бог вмешался и спас жизни этим несчастным. Одному, правда, не поздоровилось.

      – Как ты здесь оказался?

      – Приехал навестить свою матушку.

      – Чего ради тогда устроил здесь побоище?

      – Мне показалось это единственным способом попасть к королю. Слов эти истуканы, кажется, не понимают, особенно вон тот, плешивый, что стоит за вашей спиной.

      Вельможа убрал меч:

      – Идем скорее, тебя давно ждут! – потом громко объявил: – Я герцог Генрих Бургундский! Именем короля приказываю пропустить этого человека! – и он кивнул в сторону нормандца.

      Стражники, давно уже убравшие мечи, застыли у входа, прижимая к себе копья. Толстяк попятился, опять же боком, и мигом юркнул за спину одного из стражей, но Можер, протянув руку, тотчас вытащил его оттуда.

      – Если ты еще раз вздумаешь переступить мне дорогу, плешивый прихвостень сатаны, клянусь его рогом, я отправлю тебя к нему! И запомни, я долго собираюсь пробыть в Париже, а потому советую тебе хорошенько меня запомнить, дабы не оказаться раньше времени на приеме у Вельзевула.

      Генрих Бургундский от души расхохотался.

      Толстяк склонился в поклоне и больше уже не поднимал головы.

      Оба – Генрих и Можер – уже вошли в двери, как вдруг нормандец остановился.

      – А монах?..

      – Какой монах? – не понял герцог.

      – Которого я привел с собой! Я совсем о нем забыл, – он обернулся: – Рено! Что ты там застрял? Иди скорее сюда и не отходи от меня ни на шаг. Забавный малый, мне он понравился, – сказал герцогу.

      – Где ты его взял?

      – Нашел на одной из улиц. Беднягу чуть не растерзали, кажется, он назвал кого-то из святых