Сен-Жермен. Михаил Ишков

лицо, чуть одутловатое, с грустными глазами, отягощенное длинными, волнистыми, с закрученными кончиками усами и коротко стриженой бородкой, искажаемое округлой стенкой пузыря, – чаще других являлось ему во снах.

      Вот тот человек, которому судьбой назначено вести людей дорогой братства и бескорыстной любви!..

      Сразу по прибытию в Бомбей, граф Сен-Жермен, сгорая от нетерпения, бросился к начальнику форта, к которому у него были рекомендательные письма от весьма важных особ в Лондоне, с просьбой помочь ему поскорее добраться до Персии. Хладнокровный пожилой полковник-британец тут же осадил молодого человека. Для того, чтобы попасть в Персию, заявил он, необходимо «дождаться оказии. Никто вас, неверного, не пустит в оплот шиитов», – а до того момента рекомендовал освоить один из языков той дикой страны, называемый фарси. Этого будет достаточно, добавил он, намекая на то, что в многоязычном Иране со знанием фарси не пропадешь. Полковник предложил графу остановиться в своем доме, однако тут же с грубоватой прямотой посоветовал снять жилье в доме местного купца из парсов,* которые все гуще и гуще начинали селиться на острове возле британского форта. Если, конечно, намерение графа изучить эти дикие края и познакомиться с их варварскими обычаями достаточно серьезно…

      Бомбей в ту пору представлял из себя небольшую по европейским понятиям крепость, охранявшую местный порт. Низкие берега небольшого острова, почти сплошь заросшие мангровыми зарослями, обнимали просторную гавань. Расширявшийся на глазах городок располагался на южной оконечности острова и весь утопал в пальмовом лесу. Собственно Бомбей в ту пору трудно было назвать городом – поселение спустя полвека после своего основания представляло собой одну улицу, от которой отходили короткие, тесно застраиваемые проулки, кое-где упиравшиеся прямо в море. Заполняли его местные индийские купцы и ремесленники, спасавшиеся в этой, купленной «гяурами» местности от бесконечных войн, междоусобиц и грабежей, которые без конца вели между собой индийские раджи.

      По узкой, кривой, казавшейся бесконечной улочке бродили орды полунагих, смуглых, исхудавших донельзя людей. Широкие матерчатые полости прикрывали их бедра. Женщины ловко заворачивались в цельный кусок ткани, кромку которого набрасывали на голову. Солнце в Бомбее жгло немилосердно. Базарная площадь была забита толпами факиров, по большей части увечных, иссохших, смуглых до цвета жареного кофе. Ногти у них были длинны и крючковаты, волосы нечесаны, нестрижены. Поразило графа обилие цветов, вокруг паланкина радужным ковром высвечивались белые, зеленые, алые, желтые чалмы и тюрбаны.

      Рекомендованный ему хозяин с виду показался Сен-Жермену подлинным персом. Таких он не раз встречал при дворе древних иранских царей. Высокий, чуточку обрюзглый, а на поверку очень ловкий и сильный, с орлиным носом, яркими черными глазами и резко очерченным подбородком, – он ненавидел родину. Говорил о ней как о стране, захваченной дэвами, обесчещенной