Тропа бабьих слез. Владимир Топилин

возьмет, скашет, пусть хозяин думай, тоф вор!

      – И что, осталась на лабазе уздечка?..

      – Нет, уздечки нет, русский взял, потом, наверно, выкинул… еще на лапазе посуда не так лежит… продукты украли, табак… следы на снегу…

      – Следы?! Какие могут быть после четырех месяцев следы?!

      – Ну, точно глупый! – рассердился Оюн. – Смотреть надо, куда вор идти хотел. Вор следы путать бутет, по-разному ходить. Тоф на олене опязательно поедет туда, где олени по горам ходят, чтобы следов много было. Русский без оленя на лышах пойдет по хребту, чтобы ветер след кушал, а потом уйдет вниз, где много снег падай. Я на лапазе понял, что сополь русский взял, стал смотреть, куда вор по хребту пойдет. Там два хребта: один смотрит, где солнце встает, другой, где солнце садится. Где солнце встает, там тофалары живут: зачем туда идти? Я пашел, где солнце садится, стал смотреть, где русский мог лучше вниз, к реке уйти… нашел! Русский на лышах катился, патом думай, Оюн не найдет, стал костер делать. Однако я костер нашел!

      – Костер?! А костер-то как нашел под снегом?

      Оюн посмотрел на Погорельцевых, как на детей малых, покачал головой: что с такими делать? Ничего не понимают!

      Фома постарался, подлил тофалару медовухи для лучшего разговора. Все подождали, когда тот выпьет. Наконец-то Оюн продолжил:

      – Найти, где костер был под снегом, мошно. Смотри, где ветер не дует, где ручей близко, где сухое терево смола есть. Там и костер путет.

      – Ты нашел такое место?! – Лука Власович вытер пот на лбу, взмок от нетерпения.

      – Нашел!.. – с удовольствием посмотрел на своих друзей охотник и немного выпил из своей кружки. – Там, пальсой кедр был, старый, сухой. Смолы много! Русский смолу рубил, костер зажигай.

      – Почему ты думаешь, что это тот же русский кедр тесал, а может, это кто другой был? – спросил Фома Лукич.

      – Ты, однако, Фомка, опять молодой олень! – развел ладони Оюн, шумно вздохнул и стал объяснять: – Только русские смолу топором стругают. Тофа маненько ножом ковыряй, хватит! Другим оставляй надо. Русский всегда много готовит дров, пальшой костер делает. Тоф маленький костер делай, зачем пальшой? Пальшой шарко шипко! Котелок на маленький огонь быстрее закипай, надо думать, как котелок весить на огонь…

      Молчат Погорельцевы, слушают Оюна, что скажет дальше. Очень уж интересно, как это все ему легко дается разгадывать следы давно минувших дней. Между тем тофалар совсем захмелел, язык развязался, на сына покрикивает, учит, как надо чум ставить, да оленей привязывать. Тот косо смотрит на отца, но перечить не смеет, почитает старших. Потом догадались Погорельцевы, что Тулюш на табакерку отца смотрит, курить хочет, но спросить не смеет, ждет, когда последний спать ляжет, чтобы использовать его кисет по назначению.

      Фома Лукич протянул Тулюшу табак в мешочке: ничего не сделаешь, он и без него курить будет. Тулюш схватил табак, поблагодарил Фому, тут же вытащил из-за пазухи свою, новую, сделанную своими руками и ножом трубочку, набил ее табаком и прикурил от костра. Хмельной Оюн не без гордости