Москва – Гребешки. Анатолий Цыганок

гнева, ярости, недовольства, жалости, сочувствия, сострадания и… порицания.

      Шум негодования необычайно возрос.

      Народ очнулся. Народ проснулся. Народ в себя пришёл.

      Народ стал требовать ласки, любви и справедливости.

      Народ орать стал. Народ кричал во всё своё народное горло. Народ просил. Народ умолял. Народ требовал. Народ взывал. Народ призывал. Народ скандировал:

      «Руки прочь от операторши Муськи!»

      «Да здравствует самая прекрасная на свете девушка Муся!»

      «Свободу бедной девочке Мусеньке!»

      Такие лозунги стали озвучивать пассажиры. Им всем было очень жаль Мусю.

      С задней площадки автобуса донеслось: «Свободу Юрию Деточкину!» Это старик с палкой в дрожащей руке вопил что есть мочи. Он, вероятно, то ли не расслышав, то ли не поняв о ком речь, принялся кричать за компанию то, о чём знал… о чём когда-то где-то слыхал… Седая его борода угрожающе торчала вверх, а он всё кричал, кричал и кричал, грозно размахивая своей деревянной клюкой.

      Возмущение людей нарастало и нарастало. Всем добра и справедливости хотелось.

      «Сладкая парочка» никак не отреагировала на это людское восстание. Они были заняты всё тем же своим приватным разговором. Они были где-то там… далеко-далеко…

      Пассажиры поорали… покричали… повозмущались чуток… и… затихли…

      Народ устал… Народ сник… Народ успокоился… Народ угомонился…

      Люди к своим бедам вернулись… к личным… к индивидуальным…

      У всех что-то своё скорбное бывает. Ну, или почти у всех. У некоторых. Что-то негативное любого может преследовать. У людей свои горести, свои драмы и трагедии, свои бедствия и несчастья. У каждого своё наболевшее. У любого и всякого так в жизни случается. Никто от этого не застрахован.

      Да-с… Так-с…

      С этим бесполезно спорить.

      Несчастные бедолаги пассажиры терпели и ждали окончания этого безумного и бесконечного путешествия от здания аэровокзала к месту стоянки самолёта.

      Автобус, тем временем, всё катился и катился, он всё петлял и петлял, вилял и вилял, кружил и кружил по бескрайнему столичному аэродрому.

      Явление четвёртое

      Жара донимала. Солнце палило и жарило. Автобус всё катился, катился и катился, а «сладкая парочка» изошлась вся в дрянных диковинных измышлениях…

      Эта неуёмная «сладкая парочка» всё костерила и костерила взахлёб, всё обличала и обличала, всё мурыжила и мурыжила своих коллег по работе.

      Тем беднягам, работникам аэропорта, которых тут вспоминали недобрым словом, однако, икалось в эту минуту. Дикая навалившаяся икота как колючим верблюжьим одеялом накрыла тех соратников сердечных и шпарила до посинения, до морковкина заговенья. Они не понимали кто их костерит… с какой стороны дует ветер…

      Водитель крутил рулём и извергал из себя пошлости и откровенные оскорбления во все стороны. Неприличности, неприятности и похабности вылетали как пули свинцовые из поганого рта этого повесы. Ему это безумно