Мама, которую я любил. Екатерина Вайсфельд

секреты рассказывать? Даже такие, в которых родной маме не признаешься?

      Я тоже смотрел ей в глаза – тёмно-карие, немного мутноватые, какие бывают у очень усталых или больных людей, печальные в глубине, с мелкой паутинкой жёлто-красных капилляров. С густо накрашенными ресницами и тёмными веками.

      – Согласен, котик? – Её голос окутывал таинственностью.

      – Да.

      – Ну всё, замётано. Смотри мне. Не забудь. Теперь не отвертишься. – Она выпрямилась. – Главное правило – быть предельно честными.

      Регина бросила на меня насмешливый взгляд – её снова что-то забавляло. Наверное, нелепость ситуации. Конечно, Лара не воспринимала меня всерьёз даже в роли малолетнего друга. А тем более, откуда ей было знать о моих чувствах. Я и сам ещё не определился.

      – Пойдём сегодня ночью гулять по Москве?

      – А как же ресторан?

      – Да чёрт с ним. Подождут. Пойдём, как взрослые, держась за ручку. Посидим на площади, попьём вино. Тебе ванильный коктейль куплю в Макдоналдсе. Поболтаем. О чём хочется. Будем всю ночь гулять, а потом ляжем спать и будем дрыхнуть до самого обеда.

      Но мы не пошли гулять. Регина уехала в ресторан, а мне нельзя было оставаться у неё до утра. Хотя я был готов наплевать на родительские запреты. Да что там! Душу продать за эту ночь был готов.

      Мне хотелось бывать у неё чаще, но Регина постоянно куда-то уезжала то на неделю, то на несколько дней. Порой она пребывала не в настроении, и в эти моменты мне казалось, что всё кончено. Она была холодна и темна, как ноябрьские дни, отвечала сухо, как будто её обидели, а то и вовсе молчала. И только по голосу – бездушному – я понимал, что моя Лара хандрит. Она просила не обращать внимания на её состояние, но я каждый раз был уверен, что это связано со мной (надоел, обидел, сказал лишнего, просто придурком родился), и, естественно, больше всего боялся, что это конец.

      Гостил я у неё где-то раз в неделю. За этот короткий срок успевал отвыкнуть от общения и при встрече всякий раз поначалу смущался. Она же, как правило, вела себя наигранно, не упускала возможности посмеяться надо мной и бывала непредсказуемой в словах. Но всё это не отталкивало, наоборот, сглаживало нашу разницу в возрасте. Регина не требовала какого-то особого отношения к себе или правильно подобранных слов. В домашней обстановке была проста и естественна, что помогало мне раскрепоститься. Мне с ней было хорошо и спокойно, и потихоньку я начинал верить в себя.

      4

      Однажды мы расположились на кухонном диванчике, пребывая, как мне казалось, в какой-то волшебной душевной близости друг к другу. Я лежал головой на Лариных коленях, она что-то рассказывала (почти не слушал) и гладила меня по волосам, по лицу. Её руки были нежные, пропахшие сигаретами, с длинными ногтями. Я обожал, когда она, слегка касаясь, щекотала мои щёки и подбородок.

      – Регина, – тихо позвал я.

      – Да, мой котёночек. – У неё иногда случались приступы материнской нежности. О великое блаженство! Я был готов умереть в такие минуты.

      – Пожалуйста, не бросай меня. Никогда.

      Она усмехнулась:

      – С чего же это я тебя брошу? Ты теперь мой ангелочек. Моё лекарство от одиночества,