Сказочки для отчаянных. Николай Кокурин

Великий, Почтенный, Бог. И ведь не только срослись посохи, не только пустили корни и процвели, но ведь и семена дали, отростки. Данное чудо равноценно чуду рождения Исаака от Сарры. Так и до сих пор Ель остаётся символом Вечного Древа Жизни, что свидетельствуется раскиданными веточками ёлок в процессиях погребения умерших, ибо именно на этом дереве был убит Голос Божий и Бог, Который победил смерть и воскрес. Кроме того, оказалось, Распятый был плотником и даже привнёс новое в мебельное производство – первым сколотил стул и стол, известный нам ныне, чему доказательство – фильм Мела Гибсона «Страсти». И Сам впервые использовал их во время Своего прощального ужина, до этого все кушали сидя почти на полу, скрестив ноги, на невысоких лавочках и столиках, такие остались в некоторых восточных странах. И, конечно, материалом для новой мебели служила Ель. Слава Рождественской Ёлке, Слава Господню Кресту!

      Для Табуретки это было величайшим откровением и шоком. Вот, мол, мой далёкий предок имел божественную природу и участвовал в таких передрягах и исторических процессах. Но ведь и мне досталось не маловажное – быть седалищем почти Моисеевым и не для книжников и фарисеев, но для поклоняющихся Творцу в Духе и Истине.

      Художник не писал икон, но и живописью уже не занимался. У него было особенное благословение – писать лица людей, усопших, лежащих на смертном одре, если родственники согласны. За глаза молодые певчие с клироса насмешливо называли это занятие художника – Жмуропись, но альбомы с лицами ходить смотрели. А с недавнего времени все рисунки были отсканированы и доступны в сети Интернет. Красками или маслом художник писал только тех, чьи лица были как лица ангелов, остальных только светописью, т.е. фотографией. К фотографиям были сделаны пояснения, определяя несколько категорий скончавшихся: 1) не крещённый, 2) крещённый, но не воцерковлённый, 3) воинствующий атеист, 4) еретичествующий, 5) раскольник, 6) считающий себя безгрешным, 7) инославный иноверец. На картинах, как правило, были запечатлены постоянные прихожане, деятели Церкви и несколько младенцев и отроков, чьи родители после утраты воцерковились. Но однажды в сторожку зашёл незнакомый мужчина лет пятидесяти и слёзно просил нарисовать посмертный портрет жены, завтра похороны. Художник предложил присесть мужчине на табуретку, прежде чем объяснить, что кроме фотографии скорее всего ничего не получится. Мужчина на вид был раза в четыре тяжелее художника и табуретка тут смалодушничала, испугалась, вот, мол и пришёл мой последний сиделец. Мужчина присел, табуретка заскрипела, застонала, но не сломалась. «Слава Производителю сидений и сидельцев! Ни на одно сиденье Творец не допустит сидельца тяжелее, чем оно сможет выдержать!» – проскрипела табуретка, но никто, кроме Адресата этого не разобрал. Художник лишь подумал, что пора бы подправить, подклеить своё компьютерное кресло. Мужчине было совсем не до чужих скрипов и он уговаривал и уговаривал художника, предлагая любое вознаграждение,