Старовер. Ольга Крючкова

ничего, матушка. Ничего… То, что он очнулся, – промысел Божий. Если хотите – чудо! Знать, Господь возложил на него свой перст, пробудил и отправил в мир людской.

      – Да как же он там уцелеет? – волновалась Мария. – И как из леса выйдет?

      Акинфий улыбнулся.

      – Коли Алексей по багле прошёл, не оступился в болото (а я в этом не сомневаюсь), то и из леса выйдет. Господь его не оставит. Чудо, что он после стольких лет смог очнуться и своими ногами уйти. Ты только верь, матушка…

      – Я верю… Но боюсь за него… – Мария смахнула тыльной стороной руки слезинку со щеки.

      – А ты молись, матушка. И я за него помолюсь. Не всегда нам дано постичь замысел Господа. Знать, дело у Алексея в миру осталось незаконченное. Вот уладит человек все свои дела, и приберёт его Господь. У каждого из нас своя дорога к Всевышнему.

Село Венгерово. 1994 год

      Телега Григория приблизилась к селу. Рыжуха, почуяв близость дома, пару раз всхрапнула и, снова понурив голову, поплелась уже по сельской дороге.

      – Почти добрались… – констатировал Григорий. – Ещё немного осталось…

      Телега, поскрипывая, приближалась к центру села – церкви Святого Спаса. Старовер, словно пробудившись ото сна, всем телом подался вперёд, а затем промычал что-то невнятное, указывая длинными перстами правой руки на церковь.

      – Церковь Святого Спаса… Самая красивая в области… Во времена Сталина с неё все купола снесли и кресты. Теперь вот восстанавливают… Говорят, будет возведён храм Преподобномученицы княгини Елизаветы, вон уже и фундамент закладывают. А часовню Параскевы Пятницы уже освятили… Так что, ежели хочешь, – иди помолись…

      Старовер молчал, по его щекам струились слёзы и бесследно пропадали в длинной бороде. Григорий оглянулся и пристальным взором смерил незнакомца.

      – Что, давно в Венгерово не был? Перемен много… Говорят, скоро жизнь наладится и заживём мы в развитом капитализме. Да так твою через так! Только я во все эти сказки не верю. Нам давно ещё обещали, что будем жить при коммунизме, а деньги станут за ненадобностью. Каждому, мол, по потребностям, а от каждого – по способностям! А теперь развалили всё подчистую, разворовали! Три кожевенных завода на селе были… И что? Где они теперь? Стоят, не работают… Неужто обувка никому не нужна? А церковь восстанавливают… Пусть я не верую, но дело хорошее… Эх, за что отцы наши воевали и деды? За то, чтобы народное добро растащили?! Деда моего Михаила Венгерова колчаковцы расстреляли, а до этого пытали нещадно… Памятник ему стоит в центре города… Не удивлюсь, если в одно прекрасное время снесут: скажут, пережиток прошлого…

      Григорий что-то говорил о своём, о наболевшем. Старовер же долго смотрел на церковь, провожая её взором, из его глаз струились слёзы.

      Так за монологом Григорий подкатил к дому, соскочил с телеги, отворил выкрашенные коричневой краской ворота. Рыжуха, умная животина, сама зашла во двор и остановилась. Из будки выскочил пёс Гошка, приветливо тявкнул, пробежался вокруг телеги. Григорий затворил ворота и начал распрягать