Избранное. Молодая Россия. Михаил Осипович Гершензон

все и волю дам…

      Но этим, не исправив нравы,

      Я послужу невеждам для забавы!

      И все же жаль мне цель оставить —

      Устроить в стороне родной

      Хоть этот мирный угол мой

      Так, чтоб в нем мог себя поздравить

      С свободой прочной селянин,

      Деревни вольной гражданин.

      Вот все, чего ищу… Ужели

      Для этого мы даже не созрели?

      О, если так, то прочь терпенье!

      Да будет проклят этот край,

      Где я родился невзначай —

      (Уйду, чтоб в каждое мгновенье

      В стране чужой я мог казнить

      Мою страну, где больно жить,

      Все высказав, что душу гложет, —

      Всю ненависть, или любовь, быть может).

      Хочу, по крайней мере, чтобы

      Хоть умер я на почве той,

      Где любит волю род людской,

      Где я глаза б закрыл без злобы,

      Вдали от всех тупых рабов,

      От всех властителей-глупцов,

      От казней темных и злодейских

      И всех смешных надзоров полицейских.

      (Но до конца Я стану в чуждой стороне

      Порядок, ненавистный мне,

      Клеймить изустно и печатно,

      И, может, дальний голос мой,

      Прокравшись к стороне родной,

      Гонимый вольности шпионом,

      Накличет бунт над русским небосклоном).

      Это был обет и пророчество.

      2. Поэт

      I

      Если бы понадобилось определить основной мотив поэзии Огарева одним его стихом, мы привели бы стих: «Душа грустит. Стремяся и желая»{197}… Этими самыми двумя словами: стремление и желание, он сам обыкновенно определяет свое душевное состояние, и первое, общее впечатление, производимое его поэзией на читателя невозможно выразить иначе, как именно этими словами. К чему стремление, это видно с первого взгляда: стремление к полноте и гармонии бытия, жажда и такого момента, когда все душевные силы безраздельно поглощены одним чувством, – жажда «полного аккорда». При каких условиях должно осуществиться это стремление, какого порядка должно быть поглощающее чувство – безразлично, лишь бы пережить гармонический момент. Это необусловленное никакими конкретными признаками, совершенно идеальное требование составляет основной мотив поэзии Огарева и ее главное отличие.

      Мы увидим ниже, что он знал моменты душевной полноты, – кто не знал их, особенно в молодости? И вот, характерно, что у него нет ни одного стихотворения, которое было бы посвящено изображению такого момента, точно так же, как нет ни одного, в котором выразилась бы жалоба или негодование на какую-нибудь реальную причину, внесшую диссонанс в звучавший аккорд. Его вдохновляет не самое счастие в его конкретной форме, и не скорбь об утраченном, опять конкретном счастии, а чистая жажда душевной полноты вообще. Очевидно, он писал только в такие минуты, когда никакое определенное чувство радости или боли не заполняло его души, то есть когда вещественные элементы последнего пережитого упоения уже утратили для него свое очарование.

      Идеальное требование, призванным глашатаем которого является Огарев, в столь чистом виде не было выражено ни одним из наших великих лириков. Без сомнения, в душе каждого поэта – как,

197

Огарев Н. П. Фантазия («Свеча горит. Печальным полусветом»), <1841 г.>.