Реформатор. Новый вор. Том 2.. Юрий Козлов

заметил отец, – потому что, во-первых, их идеи в лучшем случае проще, в худшем – не сложнее самой жизни, а во-вторых, потому что покрыты шерстью!»

      «Я читала про богиню по имени Сатис. Она… утопилась», – сказала мать…

      В сумерках мать показалась Никите молодой, красивой и… ни на кого не похожей, точнее, похожей сразу на всех женщин, то есть не похожей, а как бы вмещающей в себя их всех, неустанных воспроизводительниц рода человеческого, включая изгнанную из рая Еву и красавицу (если верить строительным рабочим) дельтапланеристку. Лицо матери, как светильник в храме, мерцало в сумерках вневременной красотой, точнее, не красотой (это обусловленное временем понятие), но… смыслом.

      «Да ну? – длинно (как последний раз в жизни) отпил из стакана отец и недоверчиво уставился на мать. – Если я не ошибаюсь, Сатис – богиня прохладной воды. Как она могла утопиться?»

      «От любви», – вздохнула мать.

      «К кому? – рассмеялся отец, явно не собираясь приглашать мать за стол. – Прохладная вода – категория самодостаточная. В сущности, прохладная вода и есть любовь».

      «И потом, как она могла утопиться? – спросил Савва. – Разве может утопиться вода в воде?»

      «Еще как может, – мрачно произнес отец. – Любовь в любви, вода в воде, огонь в огне».

      «Смысл в цели, цель в средстве, средство в… смысле? – продолжил Савва. – Боже, где то звено, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь?»

      «Об этом знает каждый школьник еще с библейских, точнее, евангельских времен, – покосился на Никиту отец, – это звено – любовь».

      «Вот только материал, из которого оно отливается, каждый раз другой», – вздохнул Савва.

      «Чем тебе не нравится свинец, сынок? – отец размашисто вытер салфеткой рот, но на самом деле слезу. – Или никель?»

      «Почему, – ответил вопросом на вопрос Савва, – после золота в таблице периодических элементов нашей жизни неизменно следуют свинец и никель?»

      «В сущности, общество – это та же природа, – с грустью покачал головой отец, – а природа не может быть открытой или закрытой. Природа может быть только природой, – строго посмотрел на мать. – Тебе не изменить законов природы, сынок. Волк, в нашем случае власть, как жрал, так и будет жрать овцу, в нашем случае народ».

      Мать стояла в дверях, и Никита прямо-таки физически ощущал, как легка и нетверда она в этом своем стоянии. Дыхание матери было чистым, как… прохладная вода, однако в легком алкогольном оперении. Впрочем, возможно, она только что протерла лицо или руки каким-нибудь спиртосодержащим лосьоном. Никита почувствовал, как сильно любит мать и – одновременно – как отец и Савва ее… не то чтобы не любят, но… подчеркнуто не принимают всерьез. Отец и Савва, похоже, давно сбросили мать с «корабля современности» в… прохладную воду, где утопилась неведомая богиня (зверобогиня?) Сатис.

      «Мам, садись», – поднялся со своего места Никита, с трудом (как если бы тот вцепился оранжевой пупырчатой клешней) отводя взгляд от омара.

      «Если