Посланник МИД. Книга четвёртая. Георгий Комиссаров

довольно оторопело, по всему павильону, заговаривает то с одной, то с другой группой людей, пробует сосредоточиться, вникнуть в карту, которую ему подносят, но его сейчас же отвлекают другим разговором, он переходит к другому человеку.

      Я передал ему привет от его товарища Сиснероса.

      Он обрадовался, но извинился за свою занятость. Но авто мне всё же выделил… Я хотел воспользоваться возможностью съездить в город… пока будут заправлять и обслуживать наш самолёт и обедать пассажиры.

      Внезапно кто-то шлёпнул меня по плечу… Я обернулся и узнал в «обидчике» Мишу Кольцова…

      Оказалось, что он сюда прибыл из Москвы, вслед за Эренбургом, освещать события…

      Тут же он напросился ко мне в попутчики до города…

      Машина промчалась из Прата, где аэродром, в Барселону.

      При выезде из Прата, через дорогу, огромное полотнище: «Виска Сандино!» – по-каталонски: «Да здравствует Сандино!».

      Миша крутит головою на все 360 градусов… ему тут всё в диковинку…

      Всё чаще попадаются баррикады на шоссе – из мешков с хлопком, из камней, из песка.

      На баррикадах красные и черно-красные знамена, вокруг них вооруженные люди в больших остроконечных соломенных шляпах, в беретах, в головных платках, одетые кто как или полуголые.

      Одни подбегают к нам, спрашивают документы, другие просто приветствуют и машут винтовками.

      На некоторых баррикадах кушают – женщины принесли обед, тарелки расставлены на камнях, детишки в промежутке между ложками супа ползают по бойницам, играют патронами и штыками. – Такая картина по всей Испании…, – в который раз комментирую я ошеломлённому Кольцову.

      И чем ближе к городу, с первыми улицами предместий, мы вступаем в «поток раскаленной человеческой лавы, неслыханного кипения огромного города, переживающего дни высшего подъема, счастья и безумства», – как метко описал всё это мой друг.

      – Была ли она когда-нибудь такой, как сейчас, празднующая свою победу, неистовая Барселона?, – воскликнул Миша восторженно.

      Всё сейчас тут, как и в Мадриде, было наводнено, запружено, поглощено густой, возбужденной людской массой… «Всё всколыхнуто, выплеснуто наружу, доведено до высшей точки напряжения и кипения», – ярко и красочно сказал об этом мой московский друг.

      С трудом продвигаемся в сплошной толчее, среди молодежи с винтовками, женщин с цветами в волосах и обнаженными саблями в руках, стариков с революционными лентами через плечо, среди портретов Бакунина, Ленина и Жореса, среди песен, оркестров и воплей газетчиков, мимо свалки со стрельбой у входа в кино, мимо уличных митингов и торжественного шествия рабочей милиции, мимо обугленных развалин церквей, пестрых плакатов…

      Беспрерывно движется по улицам и густой поток автомобилей…

      Это сборище машин всех марок, большей частью новые, дорогие, роскошные машины.

      Они все исписаны белой масляной краской, огромными кривыми буквами по кузову и по крыше: названия разных организаций и партий или просто лозунги.

      Краска тяжелая, крепкая, несмываемая, –