Зов со дна любви. Раф Гази

целую минуту молчала, осмысливая услышанное. А когда до нее наконец дошло, исторгла свое возмущение заполошным поросячьим визгом:

      – Вон из класса!!!

      Ребята, переживая в беседке перипетии прошедшего дня, вновь посмеялись над бедной училкой.

      – Классный получился прикол! – похвалил Сеня своего одноклассника.

      – Но теперь физичка тебя сгрызет, – подала голос Нейля, выразительно посмотрев на Тима.

      – Ничего, переживем как-нибудь, – беспечно отмахнулся тот.

      – Классно-то классно, но Лидию Муратовну искренне жаль, – рассудительно, по-взрослому заметила Белла. – Это, по сути, несчастная, одинокая женщина. Не совсем еще старая, между прочим.

      Помолчали.

      Сеня вдруг стал прощаться, у него образовались какие-то срочные дела. Ушли и Нейля с Лианой. За ними – и Белла. Тим остался один в пустой беседке, домой идти не хотелось, и он направился на «пацанскую тусовку» к «палубной» пятиэтажке по улице Тукая 9.

      2

      "Палубной" пятиэтажка называлась потому, что квартиры в доме, как камеры в тюрьме, располагались вдоль длинного палубного балкона-коридора, объединенного лишь двумя крайними подъездами. Но счастливые обитатели первого этажа имели свои крошечные полубалкончики с выходом на свои маленькие земельные участочки, которые, как правило, обсаживались зелеными саженцами.

      Жебу и Коста сидели, словно куры на насесте, на обшарпанных перилах полуоткрытого подъезда и кудахтали о последних школьных новостях. Тим поздоровался за руку с друзьями и уселся рядом с ними.

      Новость, которую обсуждали ребята, была страшной, и связана она была с их одноклассником Сивым. Хотя Сивого в 8 "Б" никто за своего одноклассника не держал. Малого того, что Сивый был второгодником, его еще в конце учебного года перевели в обычную школу прямиком из детской колонии. За что он туда угодил, сам он не распространялся, да никто его об этом и не спрашивал.

      С ним вообще старались поменьше якшаться. Уже сам вид Сивого отталкивал: короткая арестантская стрижка, лошадиная ухмылка на плоской сильно вытянутой физе, блатная манера говорить, сильно коверкая и растягивая слова…

      Вел себя Сивый нагло и вызывающе. Дерзил учителям, докапывался до ребят, особенно тех, кто был послабее и не мог дать отпор. Доставалось и девчонкам.

      Любимый прикол залетного шпанёнка был таким. На переменах он сидел на подоконнике, лузгал семечки и хищно щуря свои и без того маленькие серые глазки, высматривал подходящую жертву. Сивый останавливал какую-нибудь беззащитную девчушку и нарочито участливым голосом предлагал:

      – Хочешь семечками угощу?

      Та, лишь только для того, чтобы поскорее отделаться от неприятного собеседника, отвечала:

      – Хочу.

      – На вот, сама возьми в кармане, а то у меня руки в шелухе. – Сивый сползал на пол, подставляя свой оттопыренный карман.

      Ничего не подозревающая девчонка опускала свою чистую невинную ручку в шаровары Сивого, рука куда-то