Снегурка быстрой заморозки. Коктейль из развесистой клюквы. Елена Логунова

зовут?

      – Дебил! – рявкнул злющий Сереня.

      – Необычное имя для собаки, – немного удивился Гриня.

      – Цыц, братва! – сердито прикрикнул на расшумевшихся младшеньких Леонид. – Есть у меня одна мыслишка, только ее обдумать хорошенько надо, да еще за бабой этой понаблюдать: когда она из дома выходит, по каким маршрутам перемещается… Опять же, надо выяснить, живет ли кто еще в этом доме, кроме нее.

      – Ага, живет, – издевательски подтвердил Сереня. – Говорю же тебе: здоровый пес!

      – Дебил, – услужливо подсказал Гриня.

      – Сам дебил! – моментально завелся Сереня.

      – Оба дебилы! – заорал Леонид. – Заткнитесь! Я думать буду.

      И он опустился на забытое кем-то в камышах проржавленное ведро, приняв классическую позу роденовского мыслителя.

      Воскресенье

      – Чего, ну, чего тебе еще надо?! – гневно вскричала я, обращаясь к шипастому кустику, похожему на маленькие оленьи рожки ядовито-зеленого цвета.

      Этот колер отнюдь не радовал мои глаза, подернувшиеся горючей слезой. Кустик, даром что зелененький, был безнадежно мертв: зелеными сухие веточки были исключительно благодаря толстому слою защитного воска, который коркой покрывал кустик от корней и выше.

      От чего этот воск призван был защитить растение, я не знаю. Возможно, от повреждений при транспортировке, или от перепадов температуры, или от вредных насекомых – какая разница? На вощаной корке не было ни царапинки, температура воздуха в начале июня даже ночью не опускалась ниже плюс двадцати, из вредных насекомых на третьем этаже многоквартирного дома мною была замечена только моль, а злосчастное растение все равно засохло. Что за напасть? Уже третий розовый куст загнулся на моем балконе!

      В сердцах я несильно пнула дырявую алюминиевую кастрюлю, по всем канонам цветоводства наполненную специальным почвогрунтом на керамзитовой подушке. Засохший кустик, издевательски растопыренный победным знаком «V», качнулся вместе с содержащей его емкостью, которая легонько стукнулась о стоящий рядом пустой трехлитровый баллон. Стеклянная банка, с помощью которой я регулярно и тщательно осуществляла полив безвременно скончавшегося ядовито-зеленого насаждения, протестующе звякнула.

      – А ты вообще помолчи! – велела я бывшей поливальной банке, орошая засохший кустик скупой слезой.

      – Сама садик я садила, сама буду поливать! – донесся с соседнего балкона притворно-сочувственный голос Гоши Куропаткина. – Что, еще одна вьющаяся роза в ходе смелого эксперимента превратилась в саксаул? Ну, Елена, ты просто мичуринка!

      Искоса глянув на издевательски ухмыляющегося соседа, я молча отвернулась.

      – Слышь, а это какая роза должна была получиться? – не отставал Гоша.

      – Синяя, – угрюмо ответила я.

      – Разве бывают синие розы? – Куропаткин изумленно приоткрыл рот, рискуя выронить из него дымящуюся сигарету.

      – Похоже, что не бывает, – неохотно согласилась я, с намеком посмотрев на засохший кустик.

      – Георгий,