Снегурка быстрой заморозки. Коктейль из развесистой клюквы. Елена Логунова

у нас!» Я знаю только, кто я есть у меня!

      – И кем же я могу быть, по-вашему? – поинтересовалась я, прикидывая, не поскандалить ли с этим не в меру любопытным типом.

      Непокорный ключ меня жутко разозлил, и было бы неплохо выплеснуть на кого-нибудь свое раздражение!

      – Какие у вас есть варианты? – спросила я.

      Тощий носатый дядька с седыми усами, неаппетитно свисающими с губ, как две дохлые мохнатые гусеницы серого цвета, выпятил вперед костистый подбородок. Гусеницы конвульсивно дернулись и снова замерли.

      – Запросто можете оказаться воровкой-домушницей или невезучей медвежатницей. В любом случае хорошо бы взглянуть на ваши документики, – скучно промолвил усатый, заставив гусениц поплясать в соответствии с артикуляцией.

      Это зрелище меня так увлекло, что смысл сказанного дошел до меня с опозданием.

      – Насчет взлома – это вы не по адресу, – секунд через пять обиженно заявила я. – Это моя квартира, я тут живу.

      – Документики попрошу, – слабо трепыхнулись гусеницы.

      – Паспорт у меня дома, но я за ним не пойду, потому что не могу вытащить ключ из замка и не собираюсь бросать дверь без присмотра, когда на площадке торчит подозрительный тип вроде вас, – на одном дыхании протарахтела я, разозлившись пуще прежнего.

      Решено, сейчас поскандалю с этим нудным дядькой, так что он пожалеет, что ко мне привязался!

      – Могу показать служебное удостоверение, оно у меня в кармане лежит, только не знаю, зачем я буду это делать? Вы-то сами кто такой будете? У вас и у нас?

      – Полковник Червяченко, – сонно моргнул дядька.

      – Червяченко – это от слова «червяк», да? Вот здорово! – бестактно восхитилась я. – Слушайте, полковник, а вы такие усы нарочно отпустили, под фамилию?

      – Нет, усы я отпустил под бороду, – дядька неожиданно мило улыбнулся, и мохнатые червяки усов изогнулись полукружьями. – Я зимой в отпуск ходил, отпустил бороду, а к ней до комплекта усы просились. Потом, конечно, бороду сбрить пришлось, а усы так и остались.

      – Прижились, – заметила я, оттаивая.

      Улыбающийся Червяченко выглядел вполне симпатично, и я решила простить ему ошибку: в самом деле, со стороны я, наверное, и впрямь смахивала на взломщицу.

      – Усы, лапы и хвост – вот мои документы, – миролюбиво пошутила я, протягивая полковнику свое служебное удостоверение.

      Вместе с нормальным настроением ко мне вернулась и способность соображать.

      – Секундочку! – вслух подумала я. – А что вы, полковник, делаете на нашей лестничной площадке? И вообще, вы полковник чего?

      – Телеви-и-идение! – изучив мое удостоверение, протянул Червяченко вне прямой связи с моим вопросом.

      Он скорчил гримасу отвращения и вернул мне красную книжицу, держа ее за уголок двумя пальцами, как дохлую мышь.

      – Да, телевидение! – с вызовом сказала я, снова начиная ершиться. – А что вы имеете против? Нет, не отвечайте, я и так знаю, почему ваши органы недолюбливают журналистов: