Последние часы. Книга III. Терновая цепь. Кассандра Клэр

Он представлял, что чувствовала девушка; он сам чувствовал то же самое.

      – Вы оба очень добры ко мне, – произнесла она. – Но в этом нет необходимости. Алистер приехал за мной, видите?

      Она кивнула в сторону ворот – и действительно, во двор Института въехала наемная карета. Колеса стучали по каменным плитам. Над боками лошади, укрытой попоной, поднимался пар. Карета остановилась перед крыльцом, дверь открылась, и появился Алистер Карстерс в толстом синем пальто и кожаных перчатках. Он подошел к сестре и, не взглянув на Джеймса с Мэтью, спросил:

      – Где твои вещи, Лейли?

      Лейли. При звуке этого имени у Джеймса заболело сердце. Оно напоминало о той поэме, о любовной истории, которая, словно невидимая нить, связывала Джеймса и Корделию все эти годы. «Не нужны ей румяна и сурьма – была природа щедрою сама. И родинка на бархате ланит сердца и восхищает, и пленит. Не потому ль с любовью нарекли ее лучистым именем Лейли»[25].

      – Магнус сказал, что отослал их, – ответила Корделия. – Какие-то чары. Чемодан должен быть уже в доме. Но если нет…

      – Надеюсь, что чемодан на месте, – заметил Мэтью. – Ведь там все твои новые модные наряды.

      «Все твои новые модные наряды». Например, алое бархатное платье, в котором она была вчера вечером. Наряды, которые Мэтью наверняка не только оплачивал, но и выбирал. Джеймса охватила ярость.

      – Тогда садись в кэб, поехали; shoma mitavanid tozieh bedid, che etefagi brayehe in ahmagha mioftad vagti ma mirim, – сказал Алистер.

      «Ты можешь по дороге объяснить мне, что происходит у тебя с этими двумя идиотами». Видимо, Алистер забыл, что Джеймс изучает персидский язык.

      – Иди. Дай мне еще минуту, – ответила Корделия.

      Алистер кивнул и сел в карету. Корделия повернулась к Мэтью и Джеймсу.

      – Не могу сказать, что я чувствую, – произнесла она. – Слишком много всего происходит – все слишком сложно. С одной стороны, я сердита на вас обоих. – Она твердо взглянула в глаза одному, потом второму. – С другой стороны, я чувствую, что обидела вас, была несправедлива к вам. Сначала мне нужно все обдумать и примириться с собой, со своей совестью.

      – Корделия… – начал Мэтью.

      – Не надо, – устало сказала она. – У меня больше нет сил. Прошу вас, поймите одно: вы оба мне небезразличны.

      Она быстро подошла к открытой двери кэба, протянула руку, и Алистер помог ей забраться в карету. Когда она закрывала дверцу, Джеймс успел услышать, как брат спрашивает, все ли у нее в порядке или нужно, чтобы он кого-нибудь избил. Потом лошадь тронулась с места, и они уехали, оставив Джеймса наедине с Мэтью. Корделия уехала, и во дворе стало пусто и тихо.

      Джеймс взглянул на Мэтью. Его парабатай был бледен, как мертвец, и глаза на бескровном лице напоминали два пятна темно-зеленой краски.

      – Мэт, – заговорил он. – Мы не должны ссориться.

      – А мы не ссоримся, – рассеянно произнес Мэтью, глядя на то место, где только что стояла карета. – Я уже сказал, что оставляю поле боя.

      – Но это не тебе решать, – возразил Джеймс. – И не мне. Выбор за Корделией,

25

Пер. Т. Стрешневой.