Врубель. Степан Яремич

к Врубелю. Он получил замечательное образование. Из гимназии он вынес, благодаря собственному увлечению, а также хорошему преподавателю, действительное знание латинского языка. Явление редкое у нас после Пушкинской эпохи. Врубель, не будучи специалистом, мог читать в оригинале латинских поэтов и прозаиков. Как рассказывала сестра художника Анна Александровна, Михаил Александрович читал ей в подлиннике и переводил Овидия и Горация. Он всегда оттачивал латинский язык; пишущий эти строки помнит, как, защищая в споре классическую систему образования, сорокалетний Врубель стал хвалиться, что помнит, латинские исключения, и начал, декламировать знаменитую таблицу.

      Такая образованность не заключается, конечно в одном лишь изучении книг. «Лучше всего знают то», – говорил один из самых острых и возвышенных умов XVIII века: 1) что сам отгадал, 2) чему научился из жизненного опыта, 3) что узнал не из книг, но благодаря книгам, т. е. из размышлений, на которые они навели, 4) чему выучился из книг или от учителей».

      Недостаток образования большинства так называемых символистов заключается в том, что они пользовались только одним источником.

      От университетского времени сохранились рисунки Врубеля-иллюстрации к Толстому и Тургеневу; они интересны, как указание на литературные увлечения Врубеля. Это Лаврецкий, Лиза, Анна Каренина и еще иллюстрация к роману Болеслава Маркевича – «Четверть века назад». Впоследствии Михаил Александрович, очень враждебно настроенный к Толстому, говорил, что «Война и мир» – последняя его хорошая вещь; в молодости Врубелю очень нравилась и «Анна Каренина». Вещи Толстого нравятся оттого, говорил Врубель потом, что читателю лестно узнавать в графах и князьях свои собственные мысли и чувства. И Врубель прибавлял, что в молодости он сам увлекался тем дендизмом, который есть в произведениях Толстого. Как приверженность к светскому тону общения, это увлечение сохранилось у Врубеля и впоследствии, но, вместе с увлечением светскостью и дендизмом, Врубель всегда сохранял всю ясность и простоту жизненной мысли. В этом и состоит одно из ярких отличий Врубеля от декадентов, даже и талантливых, что он никогда не впадал в «истерику манерности». Его академические и киевские письма к сестре, показывают удивительную тонкость и вместе с тем ясность его ума, являющимися проявлениями высокой организации и истинной гениальности. Тут необходимо отметить весьма значительный в жизни Врубеля факт. Как говорил мне приятель художника, Николай Христианович Вессель, Врубель в первый университетский год начал изучать немецкую философию по Куно Фишеру, затем он перешел к изучению Канта в его подлинных сочинениях. Изучение Канта оставило глубокий след в жизни Врубеля. Отсюда такая ясность в понимании того, что физическая жизнь с ее обыденными потребностями – одно, а жизнь духовная, подчиненная неумолимому долгу, в котором нет ничего угодливого, чтобы льстило людям, – совершенно другое. И оттого такая мягкость, уступчивость, застенчивость в житейских мелочах и железное упорство в достижении