И слух ласкает сабель звон. Сергей Зверев

от моего предшественника. Человек он был хороший, ответственный и любил комфорт. Даже в таких помещениях он старался создать некий уют. Я, придя сюда, многое убрал, а вот до этой вещи как-то все не доходят руки. А может быть, и оставить ее? Что скажете?

      – Не знаю...

      – В общем, так, мсье, давайте перейдем непосредственно к делу. Предлагаю сотрудничество, – фон Репель направил свет лампы в лицо пленнику.

      – Что? – вскинул голову Гамелен. Несмотря на испуг, он презрительно хмыкнул. – Не по адресу обратились. Я французский офицер и лучше умру, чем буду сотрудничать с врагом. Мои предки столетиями стояли на страже интересов Франции. Можете и не пытаться заманить меня на скользкий путь предательства! – не без патетики высказался Дидье.

      – Впечатляет, нечего сказать, – ехидно произнес фон Репель. – Право, мне стоило бы пригласить сюда зрителей и взимать с них плату за просмотр столь высокохудожественного исполнения. К сожалению, специфика нашего ведомства не позволяет мне сделать этого. А жаль! Не смешите меня: для вашей «прекрасной Франции» вы – предатель!

      – О чем это вы?

      – А вот смотрите – номер «Пари суар», где черным по белому написано о том, что капитан Гамелен сбежал к германцам с секретными документами.

      – Что это? – хмуро спросил француз. – Очередная уловка? Поищите кого-то другого, кто станет плясать под вашу дудку.

      – Ну, зачем же? Мы не настолько глупы, чтобы подсовывать вам какую-то грубо сляпанную фальшивку. Этим грешит скорее ваша контрразведка.

      Гамелен взял со стола газету и ужаснулся. Да, это была правда.

      В этот момент раздался резкий звук телефона. Дидье, у которого нервы были напряжены до предела, вздрогнул. Уж слишком много всего свалилось на него в последнее время. В голове, словно стеклышки калейдоскопа, мелькали недавние события: бомбардировка Парижа, русский поручик, театр, танцовщица, удар по голове... Он поморщился, глядя, как офицер с явным неудовольствием из-за прерванной «беседы» снимает трубку.

      – Да, я... Что? А зачем нам это нужно, – бросал отрывистые фразы майор. – Я абсолютно уверен, что он нам больше не нужен. Он слишком многое знает, поэтому вы должны понимать, что лишние проблемы никому из нас не нужны. Да, действуйте.

      Закончив разговор, офицер на некоторое время замолк, обдумывая что-то. Затем, стряхнув с себя задумчивость, ухмыльнулся.

      – Что, слышали? Да, дорогой мой герой, разговоры мы здесь любим, но если нет ответной реакции, то нам этот человек ни к чему. Так что выбор есть у каждого. Если вы думаете, что все правила, связанные с бережным отношением к военнопленным, и прочая гуманитарная чушь имеют к вам хоть какое-то отношение, то крупно ошибаетесь. Это все касается обычных военнопленных, до которых по большому счету нет никому никакого дела. После войны они – кто, конечно, выживет, пойдут по домам. Но с такими, как вы, Гамилен, разговор особый.

      – Я вас не понимаю.

      – Вы знаете такую поговорку: уж лучше грешным быть,